В 1970-е годы в Киеве было три фирменных магазина кондитерских изделий. Все они находились в центре города — “Українські ласощі” на Ленина (ныне улица Богдана Хмельницкого), 14, “Лісова пісня” на Карла Маркса (улице Архитектора Городецкого), 4 и специализированный отдел “Центрального гастронома”, занимавший отдельное от магазина просторное помещение по Крещатику, 42.
В магазине “Українські ласощі” каждая кондитерская фабрика УССР имела свою секцию. Покупательница приобретает коробку конфет Ждановской (ныне Мариупольский) фабрики (табличка с названием производителя — на фото справа, над продавцом). Левее представлена продукция Ворошиловградской (Луганской) кондитерской фабрики.
Кроме того, кондитерский отдел имелся едва ли не в каждом гастрономе или хлебном магазине — около сотни отделов в каждом районе Киева. Например, в Печерском районе в 1973-м насчитывалось 77 гастрономов и 20 хлебных, в Ленинском — соответственно 67 и 16, в Подольском — 74 и 17, в Шевченковском — 67 и 22 и так далее.
Тем не менее, говорить о “сладком” изобилии было бы явным преувеличением. Потому что обычные “кондизделия” можно было купить в обыкновенном магазине, а пользующиеся “повышенным спросом” (и, как шутили тогда, пониженным предложением) — следовало “доставать”. То есть употреблять соответствующие связи, а при их отсутствии ехать в фирменные магазины либо наудачу “забежать” в кондитерские отделы других популярных гастрономов: ”Театрального» на углу улиц Лысенко и Ленина “Киевского» на углу Красноармейской и Саксаганского либо “Кулинарии” на Крещатике, 7. Тут, как говорится, лови момент — немного зазевался, и всю вкуснятину расхватали.
В “Центральном гастрономе”, в народе прозванном “це-ге”, имелся большой кондитерский отдел. Со временем он разросся и переехал в отдельное помещение по соседству. Бывший отдел гастронома стал полноценным кондитерским магазином с несколькими отделами по периметру торгового зала и двумя в центре зала.
Главным кондитерским брендом столицы УССР являлся, безусловно, торт “Киевский”. Всякий киевлянин, отправлявшийся в командировку, знал о волшебной силе этого продукта — с его помощью в любом городе Советского Союза легко решались любые проблемы: поселение в гостиницу, выбивание дополнительных фондов в вышестоящей московской организации, доставание билетов в Большой театр или Театр на Таганке. Аналогично и гости Киева, возвращаясь домой, старались прихватить с собой торт “Киевский”. Поезд “Киев-Москва”, в шутку называли “тортовозом” — его вагоны пахли, как хорошая кондитерская…
Гастроном “Театральный” находился на улице Лысенко за Оперным театром. Двухуровневый торговый зал (за счет особенностей рельефа улицы) выглядел необычно. Кондитерский отдел располагался на верхнем уровне, вход в который был с улицы Лысенко. Ныне в бывшем кондитерском отделе — кафе.
По Киеву бродили упорные слухи, якобы чудо-торт — дореволюционной рецептуры. Мол, изобрел ее в начале ХХ века тогдашний владелец фабрики, а ныне этот рецепт оттыскали и пустили в дело. Другие утверждали, что “Киевский” придумали советские кондитеры, вот только произошло это абсолютно случайно, по оплошности — забыли спрятать на ночь в холодильник смесь, приготовленную для чего-то другого. Третьи авторитетно говорили, что автором “Киевского” является женщина-технолог, четвертые настаивали, что торт изобрел мужчина — начальник цеха.
Многочисленные легенды придавали “Киевскому” ореол таинственности и лишь подхлестывали спрос, и без того немалый. В результате стать обладателем нарядной коробки с изображением зеленой каштановой ветки (напомним, тогдашний герб Киева) можно было либо по знакомству, либо, зная покупательский секрет: дефицитный торт обычно привозят в “Лісову пісню” к полудню. Так что если прийти к открытию магазина и занять очередь, то спустя пару часов наверняка попадешь в число счастливчиков. Впрочем, наудачу можно было отовариться “ Киевским” и в упоминавшемся “Театральном”.
Знаменитый торт ‘Киевский’ изготавливали на кондитерской фабрике им. Карла Маркса. где его и ‘сочинили’ в 1956 году. Главный кондитерский бренд столицы УССР выпускала бригада коммунистического труда (на фото — члены бригады в тортовом отделении бисквитного цеха). Особый экземпляр выпустили в 1977-м — к 70-летию Л. Брежнева. Изготовленный по классической рецептуре ‘Киевского’, он был трехьярусным и состоял из 70 кусков. Украинский лидер В. Щербицкий повез это пятикилограммовое чудо в Москву в подарок юбиляру.
Из всех тортов, выпускавшихся в столице УССР, “Киевский” на протяжении двух десятилетий являлся самым дорогим — килограммовая коробка стоила 3 рубля. За эти же деньги можно было купить пару советских кедов для уроков физкультуры. В тройку ценовых лидеров входили также “Трюфельный” (2 рубля 80 копеек) и “Пражский” (2 рубля 75 копеек; советский вариант австрийского шоколадного торта “Захер”, одного из самых популярных в мире) — оба продавались свободно. Остальные — “Ветка”, “Барвінок”, “Лимонный” и прочие — пользовались меньшим спросом и были дешевле. Тогдашние “Правила продажи, обмена и возврата купленных товаров” позволяли реализацию тортов в течение 18 часов летом и суток — зимой. “При наличии в магазине холодильных прилавков, —уточняли “Правила…”‚ — срок реализации увеличивается до 36 часов”. Оговорка важная: холодильные прилавки имелись далеко не во всех продовольственных машинах.
Скромное застолье после выпускного вечера в вечерней школе. Вместо скатерти — страницы газеты ‘Вечірній Київ’. Нехитрая закуска — бутерброды, консервы. Однако в центре стола — обязательный для торжественных случаев торт ‘Киевский’.
В середине 1970-х в продажу поступила новая разработка киевских кондитеров — торт “Миндальный”. “Сладкое” начальство явно рассчитывалс, что он вызовет у покупателей еще больший ажиотаж, чем “Киевский”. И установило надлежащую цену — 5 рублей. Однако чуда не произошло. “Миндальный», хотя и пользовался успехом, не сумел даже близко подняться до “продажного” уровня “Киевского”.
Помимо кондитерской фабрики им. Карла Маркса и хлебе` заводов, выпечкой тортов занимались также отдельные “предприятия общественного питания» — рестораны “Метро” (Крещатик, 19) и “Славутич” (улица Энтузиастов, 1), кафе «Киевское” (бульвар Тараса Шевченко, 2), два кулинарных магазина (улица А. Малышко, 39 и улица Красноармейская, 35/37), а также девять столовых (улица Константиновская, 1, Воздухофлотский проспект, 25, проспект Чубаря, 10, улица Глубочицкая, 1-а, улица Розы Люксембург (сейчас Липская), 15 и другие). Любой торт из ассортимента этих заведений можно было заказать по телефону (или приехав непосредственно на место): с 8 до 10 часов — на текущий день, с 18 до 20 — на завтра. Торт доставляли по адресу, указанному клиентом.
По особым случаям киевляне заказывали именные торты (как правило, бисквитно-кремовые) — свадебные, юбилейные и так далее. Текст надписи — имя, короткое приветствие (например, “С юбилеем!”) или пожелание (“Здоровья и благополучия!”) — составлял сам клиент.
По индивидуальному заказу кондитеры могли изготовить “грибной“ торт (на переднем плане), а могли — и свадебный: салфетка из шоколада, на ней — корзинка, полная разноцветных кремовых роз. Между цветами вставлена шоколадная «визитка» с надписью «3 одруженням” (на дальнем плане). Настоящее произведение искусства!
Предварительные заказы принимали в тринадцати пунктах расположенных в кафе, столовых и магазинах кулинарии: бульвар Дружбы народов, 25, улица Горького, 4/6, улица Рейтарская, 45, улица Гната Юры, 7, улица Питерская, 5 и так далее. Именные торты, как и всякий эксклюзив, стоили дорого — дороже не только “Киевского», но и “Миндального”.
В последнем году десятилетия в жизнь киевлян ворвался торт “Птичье молоко” — нежное суфле, толстый слой калорийного шоколада и тончайшие коржи. Чудо кулинарного искусства! Проблема заключалась в том, что купить его можно было только в Москве. Случалось, киевляне просили знакомых или коллег, ехавших в Белокаменную, привезти им “Птичку”. Однако выполнить эту просьбу было нелегко: торт выпекали и продавали в одном-единственном месте — ресторане “Прага” на Арбате (именно там его и “придумали” в 1980-м). У входа выстраивалась длинная очередь. Командированные не имели возможности стоять в ней. Тем более, ограниченный “тираж” “Птичьего молока” приводил к тому, что деликатес доставался не всем желающим.
Киев, традиционно сильный тортами, проигрывал Москве по конфетной линии: небольшим ассортиментом собственной продукции и скромной упаковкой.
Обертки московских сладостей — конфет ордена Ленина кондитерского комбината “Рот фронт” и шоколада фабрики “Красный Октябрь” (бывшая “Эйнемъ”, поставщик двора Его Императорского Величества; в 1960-е годы была модернизирована и в следующем десятилетии выпускала продукцию высшего класса). Некоторые кондитерские изделия из Москвы продавалась в Киеве.
Особенно эффектно смотрелась продукция московской кондитерской фабрики с жутковатым для детского слуха названием “Бабаевская”. Она упаковывала конфеты в настолько изящные коробки, что у непривыкшего к подобному изыску киевлянина элементарно кружилась голова. Секрет, однако, заключался в том, что до 1917-го фабрика принадлежала знаменитому кондитеру Алексею Абрикосову, поставщику двора Его императорского величества. А уж “абрикосовские” упаковки — красочные коробки, обтянутые бархатом и муаром, стеклянные с мельхиоровыми накладками — еще во времена Российской империи стали предметом коллекционирования ввиду своей необычности. И хотя большевики, национализирован предприятие, переименовали его в честь “рабочего П. А. Бабаева” и упростили упаковочные изыски, все же традиция не была утрачена полностью.
Притягательность московских конфет усиливалась еще и тем, что они не продавались в киевских магазинах. Полакомиться ими можно было лишь от случая к случаю. Например, если к кому-то приезжали “белокаменные” гости. Кстати, поезд “Москва-Киев острословы не случайно прозвали “конфетовозом”.
Упаковщица конфет на фабрике им. Карла Маркса. В оформлении коробок широко использовались украинские мотивы: Маруся Богуславка (на коробке одноименных конфет), памятник Богдану Хмельницкому (коробка ‘На згадку про Київ’), рисованная София Киевская (“Набор конфет “Київ”) и даже — о, ужас! — “националистическое” здание Центральной Рады, в котором в 1970-е годы располагался Музей Ленина.
Если шоколадные конфеты, продаваемые на развес, были просто лакомством, то они же в коробке представляли большую ценность. Не потому что вкуснее. “Ассорти” на развес и в коробках — одни и те же конфеты. Однако весовые иногда появляются в продаже, а коробочные — крайне редко. Поэтому в советских условиях шоколадные конфеты в художественной коробке служили, хорошим презентом. Он преподносился “нужному человеку” и тогда вопрос “решался”. Не секрет, что мотором многих дел при развитом социализме являлись именно конфеты в коробках (хотя, конечно, не только они). Всюду царила сплошная “сладкая” жизнь…
Что же презентовали? А все что могли достать. Хотя и тут существовала негласная иерархия. Неплохим “знаком внимания” служила темно-зеленая коробка “Лимонных долек”: верхний слой — желтые лимонные дольки, нижний — оранжевые апельсиновые. Более №№ подношением считались “коробочные» “Вишня в шоколаде», «Слива в шоколаде», “Пиковая дама”, “Столичные» — так называемые “пьяные” конфеты (с ликером). “Стрела” (шоколадные конфеты конусовидной формы с помадно-кремовой начинкой, завернутые в плотную желтую фольгу) и “Грильяж в шоколаде» были без ликера, но тоже высоко котировались.
Однако высшим пилотажем являлась коробка конфет “Метеорит” (орехи с медом в шоколаде) — эта марка выпускалась Житомирской кондитерской фабрикой с 1973 года и была отмечена престижным “Знаком качества”. Даритель такой коробки автоматически обозначал свой высокий социальный статус, ведь в обычных магазинах «Метеорит” не появлялся ни при каких обстоятельствах. Его “орбиты” были высоки — исключительно в “закрытых” распределителях.
Знак качества СССР присуждала товарам Государственная аттестационная комиссия. Производитель получал право на его использование сроком на два-три года. Первое время (знак ввели в 1967-м) и на протяжении 1970-х знак качества присуждали по справедливости. Это вызвало доверие к нему покупателей — товары с фирменным пятиугольником раскупались лучше, чем без него. Руководители предприятий стали выбивать для своей продукции знак качества любой ценой. В итоге товары, которым он присваивался, не всегда соответствовали заявленному статусу. Знак качества потерял ‘качество’.
Еще одним крутым подношением считалась коробка “Птичьего молока”. Эти конфеты начали выпускать на пять лет раньше, чем “Метеорит”, — в 1968-м. В обычных магазинах такие лакомства не продавались. “Знающие люди» объясняли это следующей историей. Дескать, в 1967 году союзный министр пищевой промышленности съездил в Чехословакию, где его угостили конфетами на основе суфле, глазированными шоколадом. Ничего подобного высокий гость раньше не пробовал. В Москве он немедленно собрал представителей всех кондитерских фабрик СССР и поручил наладить выпуск точно таких же конфет — по образу и подобию, но без рецепта. В 1968-м московское кондитерское объединение “Рот Фронт» изготовила первую экспериментальную партию “Птичьего молока» (от польского ptasie mleczko — конфеты с таким названием выпускались в Польше в 1930-е годы). Однако из-за сложной технологии и ручной резки “фронтовики» могли выпускать лишь небольшие партии. К тому же Министерство пищевой промышленности отказалось утверждать рецептурную документацию на им же заказанную сладость… Так это или нет, но “малотиражные” конфеты действительно оказались достоянием узкого круга высокопоставленных сластен. Бард Александр Галич, описывая в песне “За семью заборами» быт небожителей правительственных дач, упомянул элитных “птичек”:
Мы поехали за город,
а за городом дожди,
а за городом заборы,
за заборами — вожди.
Там трава не смятая,
дышится легко,
там конфеты мятные
“Птичье молоко”.
Киевляне, опустошив конфетную коробку, саму ее, как правило, не выбрасывали. В хороших руках она проживала еще несколько “жизней”. Ведь если в пустую коробку с фирменном картинкой и надписью, скажем, “Красный мак” или “Ассорти” положить купленные на развес одноименные конфеты, ее смело можно вновь ставить на праздничный стол — будет смотреться как новенькая. Этот прием можно было использовать и два, и три, и даже четыре раза, пока коробка не потеряет товарный вид.
Шоколадно-вафельные конфеты ‘Ананасные’ выпускались по всему Советскому Союзу, причем рецептура сильно отличалась. Бывали вкусные «Ананасные’, но случались и кислые. По вкусу на ананас не были похожи ни те, ни другие. На фото: обертка конфеты ‘Ананасная’ производства Харьковского производственного объединения.
Если карамель ‘Лимон’ (на фото — вверху) и впрямь напоминала вкус лимона, то какой, интересно, вкус должна была иметь карамель ‘Рачки’ (на фото внизу)? Делали ее из смеси тертого жареного арахиса, тертого какао, сахара-песка и крахмальной патоки, добавляли маргарин, жир, немного ароматизаторов и красителей -и получалась довольно вкусная карамель с шоколадно-ореховой начинкой.
Шоколадные конфеты «Каракум” были названы в честь гигантской пустыни в Туркмении — 350 тысяч квадратных километров сплошного песка. Конфеты и впрямь были ‘со вкусом песка’. В узорах обертки Харьковского производственного объединения (на фото) присутствуют азиатские мотивы. Другие производители изображали на фантике верблюдов в пустыне.
Шоколадную конфету ‘Белочка’ в 1970-е годы выпускали в каждом крупном городе Советского Союза. Вкус конфеты и дизайн оберток варьировались. Однако во всех случаях в начинке присутствовал дробленый фундук, а на фантике изображали белку, держащую орех. На фото — обертка “Белочки” производства Киевской фабрики им. Карла Маркса.
Каждый производитель, выпускавший конфеты «Мишка на севере», изображал свой вариант медведя. Наиболее известен рисунок, выполненный ленинградской художницей Т. Лукьяновой. Но у нее изображен увалень-медведь. Киевский вариант — медвежонок среди снежинок (на фото) — детям нравился намного больше: наш топтыгин был трогательный и нестрашный.
Ну а что же продавалось свободно в кондитерских магазинах? Да многое. Полки не пустовали. Покупатели без проблем отоваривались развесными шоколадными конфетами “Каракум», “Красный мак”, “Белочка”, “Мишка косолапый”, “Ананасная”, “Кот в сапогах”. Все они были примерно в одной ценовой категории — 45-65 копеек за 100 граммов (так, популярная у киевлян “Белочка” стоила 48 копеек, а “Мишка косолапый» — 62 копейки). Самыми дорогими были ”Трюфели” (как-никак, из чистого шоколада!) — 1 рубль 05 копеек.
В ассортименте имелись также ирис “Золотой ключик” и “Кис-кис” (26 копеек), “Молочный“ (18 копеек), “Фруктовый” (14 копеек), карамель, “Рачки”, “Лимон” — по 18 копеек, драже “морские камушки (крупные изюминки, покрытые оболочкой из сахарном пудры, со вкусом малины, апельсина, черном смородины, лимона, яблока — 14 копеек), “Орех в шоколаде» (38 копеек).
Полакомиться карамелью в театре во время антракта — вот к чему призывала театралов реклама республиканской конторы Укроптбакалея Минторга УССР, размещенная в журнале “Театрально-концертный Киев”. Карамельный ассортимент театрального буфета: фруктово-ягодные “Яблоко“, “Слива”, «Вишня», орехово-миндальные «Крабы», «Гусиные лапки“. “Раковые шейки”, молочные “Клубника со сливками”, медовые «Пчелки».
Свободно продавались шоколадки “Аленка”, “Чайка”, Сказки Пушкина” (маленькие 20-граммовые — по 33 копейки, средние 50-граммовые — по 80 копеек, большие 100-граммовые — по 1 рублю 20 копеек), “Шоколадный батон с помадно-сливочной начинкой” (50 граммов, 33 копейки), леденцовая карамель “Спорт” (40 граммов, 8 копеек, в народе называлась “тюбик”).
Пользовался популярностью развесной зефир — белый, розовый (19 копеек). Но зефира в шоколаде не сыскать было в Киеве даже днем с огнем. Это нежную сласть обычно привозили из Москвы.
Из печений самым большим лакомством являлось “Мозаика” (оно было двух цветов — светлое и шоколадное, продавалось в коробках и на развес по 26 копеек за 100 граммов). Печенье “Октябрь” — 100-граммовые желтые пачки с оранжевыми и красными листьями, по 16 копеек — постоянно имелось в продаже. Как, впрочем, и вафли “Артек». 3ато они же, но с шоколадной начинкой, появлялись на прилавке не всегда. Не было проблем с соломкой (обычной и посыпанной маком), пряниками (круглыми и тульскими прямоугольными)‚ продолговатым кексом с изюмом, посыпанным сахарной пудрой.
Иностранцам очень нравилась красочная обертка печенья “Октябрь”. Орнамент из листьев, взятый в цветовой гамме четырех сезонов, да еще озаглавленный именем осеннего месяца, они воспринимали как вариацию на тему времен года в духе П. Чайковского. А. Вивальди и П. Брейгеля. Не догадываясь, что на самом деле октябрь — месяц большевистской революции, и алый кленовый лист символизирует ее цвет. В действительности кленовые листья не бывают алыми. Даже в октябре.
Дети с особым восторгом относились к конфетам “Гулливер”. И не столько из-за шоколада или яркой обертки, сколько из-за нестандартного размера, в 2-3 раза превышавшего обычные конфеты. Эту особенность оценил и знаменитый почтальон Игорь Иванович Печкин, персонаж мультфильма «Трое из Простоквашино”, вышедшего на экраны в 1978-м, — к чаю он предпочитал именно такие укрупненные конфеты.
Впрочем, для школяров имели значение не только сами конфеты, но и их “одежка». Ее использовали по-разному. Многие девочки коллекционировали фантики, обменивались ими. Особенно ценились обертки от “Маски” (за блестки) и “Каракумов” (потому что верблюды). Замыкали рейтинг фантики от ирисок и карамели. Впрочем, все относительно. У одной девочки мама работала на кондитерской фабрике и однажды принесла дочке рулон (!) карамельной обертки. Счастливица запросто выменяла его на самые крутые фантики от шоколадных конфет.
А еще фантики годились для аппликаций. Если вырезать с оберток пушистых белочек, трогательно державших орешек, Кота в сапогах, Незнайку, Буратино, бурых мишек, разные фрукты-овощи, которых в реальной жизни не купить в магазине (ананас, например), и дать волю фантазии, то могла получиться очень занятная композиция.
Фольгу — ее называли “золото” — тоже не выбрасывали. Из желтой фольги девочки делали “золотые” колечки, из серебристой (ее называли “белой”) — “серебряные”. Впрочем, фольга также бывала синяя, зеленая, красная — такая являлась большой редкостью и ценилась намного выше… Мальчишки использовали фольгу для запуска “ракет”. Берется много спичек, соскабливается сера, заворачивается особым образом в фольгу, проделывается небольшое окошко для выхода газов. Подожгли — и мигом в кусты. “Ракета” летит‚ оставляя дымовой след.
Находили применение и круглой жестяной коробке из-под разноцветных леденцов “Монпансье”. Девочки наполняли ее песком и использовали как “битку” при игре в “классики”. Мальчики в такой коробке хранили тайком от старших разные сокровища: этикетки от жвачек (тогдашний дефицит), миниатюрные перочинные ножички, иностранные монеты (их специально выменивали у знакомых фарцовщиков)… Один школяр хранил в такой коробочке коллекцию лезвий — от ленинградской “Невы” до каких-то дивных арабских экземпляров. Вершиной коллекции являлось лезвие с китайскими иероглифами в обертке с портретом Мао Цзэдуна, которое владелец не соглашался обменять ни на какие в мире блага.
Вкладыш к коробке леденцов ‘Монпансье’ — название происходит от фамилии герцогини Монпансье, известной по романам А. Дюма. Леденцы были разные по цвету и вкусу (за счет добавок фруктовых эссенций). Зачастую в жестяной коробке они слипались, приходилось отковыривать ножом. Потом технологию производства усовершенствовали — леденцы уже не слипались. Правда, и вкус при этом изменился. Увы, не в лучшую сторону.
А вот зарубежных конфет в киевских магазинах не было. Зато ими заочно пугали подрастающее поколение. Мол, иностранные туристы раздают советским школьникам конфеты, зараженные туберкулезом (вариант: нашпигованные иголками или кусочками бритвенных лезвий). Словом, ребята, если вам попадется в руки иностранное лакомство — не вздумайте есть, это смертельно опасно…
Впрочем, у детей существовал и вполне реальный “запретный плод” — леденцовые петушки на палочке. Не те чахлые на вид, что предавались в хлебных отделах по 5 копеек и были почему-то исключительно желтого цвета, а яркие и крупные (явно самопальные), которыми торговали дородные тетки возле аттракциона “чертовое колесо” в Пионерском парке за филармонией.
Колесо обозрения в Пионерском парке (слева от здания Филармонии на Европейской площади), оно же «чертово колесо», у многих детей в 1970-е годы ассоциировалось с леденцами-петушками на палочке. Ими торговали какие-то дамы рядом с городком аттракционов. Яркие петушки лежали в корзине и словно просили: «Купи меня!» А место было людное, детей много… Словом, торговля шла бойко.
Многие родители не одобряли “петушковых” симпатий своих чад, объясняя, что “самопал” неизвестно, где и как изготовлен. Возможно, опасения в антисанитарии и впрямь имели под собой почву, но детям было обидно. Тем более, сверстники на улице аппетитно облизывали этих самых петушков, и ничего страшного с ними не происходило. Иногда, обзаведясь кое-какой мелочью, ребятишки тайком бежали к теткам и покупали петушка красного, зеленого или желтого. Для многих киевлян сей “запретный плод” до сих пор служит одним из самых счастливых воспоминаний детства.
Текст и фото: Станислав Цалик “Киев: конспект 1970-х”.
