В 1970-е жизнь в столице УССР начиналась с киевской прописки. Просто так приехать и поселиться в Киеве? Не смешите. Во-первых, надо где-то жить.
Даже если приезжий остановится у знакомых или родственников, готовых пустить его на несколько месяцев или, предположим, на год, это не спасет — закон разрешал проживать на чужой жилплощади без временной прописки не более 1,5 месяцев. Все, что свыше этого срока, считалось “нарушением паспортного режима”. А если “гость столицы” к тому же вел себя слишком шумно, доставляя беспокойство обитателям соседних квартир, они могли пожаловаться в милицию. Тогда к неуемному провинциалу являлся участковый с проверкой документов.
Составляя протокол об административном нарушении, налагал штраф (между прочим, до 50 рублей — трети среднемесячной зарплаты!) и требовал, чтобы нарушитель немедленно отбыл по месту постоянной прописки. В случае повторного “сигнала” следовал второй штраф. Ну а троекратное нарушение паспортного режима считалось “злостным” и влекло за собой не административную, а уголовную ответственность — по статье 196 Уголовного кодекса Украинской ССР “Нарушение паспортных правил”, позволявшей наказать упрямца, проживающего без прописки, “лишением свободы на срок до двух лет”.
Но даже если удастся избежать крайностей — ночные дебоши, участковый, штрафы, два года тюрьмы, — приезжему все равно придется несладко.
Максимум, что он сможет, не имея прописки, — наняться разгружать вагоны с цементом и щебнем на станции Киев-Товарный: там не требуют документов, платят наличными, расписываться в получении денег не надо. Однако путь к официальному рабочему месту — с записью в трудовой книжке и зарплатой по бухгалтерской ведомости — лежал через киевскую прописку. Без нее — ни работы, ни медицинского обслуживания, ни зачисления детей в школу или детский сад, ни попадания в очередь на улучшение жилищных условий, ни многого другого… Что ж, совегский Киев — город режимный (как, впрочем, и столицы других союзных республик). А это значит, что прописка в нем регулировалась особенно строго.
Стать законным обладателем киевской прописки можно было несколькими способами. Самый простой, конечно, — родиться в Киеве.
Севастопольская площадь — в те времена новичок на карте Киева, свое название получила в 1967 году. Акушерский корпус больницы № 8 (на фото, ныне это роддом № 5) в начале 1970-х являлся одним из самых современных.
В городе имелось три роддома на Печерске (улица Арсенальная, 5), Куреневке (улица Фрунзе, 63), и роддом Юго-Западной железной дороги (улица Тверская, 7). Родильные отделения были в двенадцати городских и районных больницах, а также в областной больнице, в НИИ педиатрии, акушерства и гинекологии (который тогда располагался на территории Медгородка) и в 14-й специализированной детской больнице (теперь Охматдет).
Свидетельство о рождении — складывающийся вдвое формуляр с зеленой обложкой. Работница районного ЗАГСа от руки вписывала черной тушью данные о новом киевлянине, а также сведения о родителях (согласно свидетельству о браке). Если ребенок появился на свет вне официального брака, запись о матери производилась по ее заявлению, а отца — по совместному заявлению отца и матери ребенка, либо отца записывали согласно решению суда.
Новорожденного регистрировали дважды: вначале в отделе ЗАГСа, где выписывали свидетельство о рождении, а затем — в паспортном столе по месту жительства родителей.
Молодые родители получали пригласительный билет в “Салон новорожденных”, где могли приобрести для своего малыша импортную коляску, яркие кофточки, детские костюмчики, колготки, большие мягкие игрушки, подарочные наборы и так далее.
Количество покупок в “Салоне новорожденных” лимитировалось. Вне этого магазина, находившегося на Русановском бульваре, 3, подобные дефициты приходилось “доставать”, причем с переплатой.
Церемонию “инаугурации” новорожденный проходил дважды: вначале на торжественной регистрации в салоне обрядовых услуг “Свято” (вверху), а затем — на “звездинах”, советском аналоге крещения (на снимке — “звездины” во Дворце культуры “Арсенал”). Впрочем, во многих семьях обходились и без этих ритуалов — они не являлись обязательными.
По достижении 16 лет юный киевлянин являлся в паспортное отделение отдела внутренних дел райисполкома, предоставлял свидетельство о рождении, две фотокарточки и паспорта родителей. А через недельку-другую получал красный серпастый-молоткастый (как раз в 1975-м ввели паспорта нового образца, заменив ими старые — темно-зеленые) с заветным штемпелем о прописке: город Киев, улица такая-то, номер дома, номер квартиры.
Молодая семья на прогулке. Импортную коляску легко узнавали по высоким рессорам. Советские были приземистые — ребенок оказывался ближе к асфальту и уличной пыли. Кроме того, импортные коляски ярче, интереснее по дизайну.
Для тех, кто появился на свет в других населенных пунктах, путь к престижному званию киевлянина был не столь прост. И начинался он с вокзала — железнодорожного либо автобусного.
Украинская ССР не имела собственного гражданства — все жители республики являлись гражданами СССР. В паспортах, действовавших до 1975 года (слева), указывали на только личные данные человека, сведения о его местожительстве и семейном положении, но и о месте работы. Так милиции легче было при проверке документов выявлять тунеядцев. В новых паспортах (справа) данные о месте работы исключили.
Железнодорожных вокзалов было четыре: Киев-Пассажирский, Киев-Московский, Дарницкий, Киев-Пригородный. Первый являлся конечным пунктом для поездов дальнего следования, а последний — для пригородных электричек. Именно эти два объекта, расположенные рядом, и являлись для киевлян “вокзалом” (без уточнения, какой именно; если человек ехал встречать родственника на другой вокзал, он обязательно добавлял: “Буду на Дарницком вокзале” или: “Еду на Киев-Московский”).
Киевский железнодорожный вокзал — начало начал для многих, приехавших покорять столицу УССР. Сориентироваться на многолюдной Вокзальной площади, найти остановку нужного вида транспорта было первой маленькой победой приезжего на большом пути “взятия” Киева…
Билет до Киева не был дорогим: из Днепропетровска — 7 рублей 70 копеек (в плацкартном вагоне) или 10 рублей 90 копеек (в купейном), из Львова — 9 рублей 50 копеек или 11 рублей 80 копеек, из Донецка — 11 рублей 70 копеек или 14 рублей 60 копеек. Средняя зарплата, напомним, составляла около 150 рублей в месяц.
Когда говорили или писали “вокзал”, подразумевали именно железнодорожный вокзал. О прочих обязательно уточняли: Автовокзал, Речной вокзал. Железнодорожный вокзал — одна из достопримечательностей Киева, запечатленная даже на значках.
Южного вокзала еще не было (он появится в 2001 году), единственный выход в город из здания Киева-Пассажирского вел на Вокзальную площадь. Если приезжий не позавтракал в вагоне припасенной из дому снедью — катастрофа. Потому что на Вокзальной площади, а также прилегающих улицах, нет ни кафе, ни столовых. А ближайшие заведения общепита на самом деле не так уж и близки: бульвар Шевченко, 43 и 56, Тургеневская, 8/14, Леонтовича, 3, Урицкого, 25. Да, советский сервис специфичен. Непосредственно в здании вокзала есть лишь ресторан “Экспресс”, но это дорого и, честно говоря, не особо вкусно.
Помимо общедоступных столовых, имелись также ведомственные — в них питались только сотрудники соответствующего министерства или предприятия (на фото зал столовой завода “Арсенал”).
Уж лучше запастись терпением и перекусить где-то в городе. Возможностей для этого предостаточно. В Киеве (в частности, в 1979 году) имелось более 120 столовых плюс 24 студенческих и еще плюс десяток ведомственных (например, столовые Главречфлота, комбината “Выставочный”, завода «Арсенал” и так далее). Добавьте к ним 72 кафе и кафетерия самого разного профиля — от кафе-бутербродных и кафе-вареничных до кафе-кондитерских. А уж подкрепиться основательно и с шиком можно было в одном из 43 ресторанов…
Типовой ассортимент был следующим: первые блюда — суп, борщ, вторые блюда — котлеты, тефтели (с вермишелью, картофельным пюре, реже с гречкой), оладьи со сметаной, третьи блюда — компот из сухофруктов, чай, какао. Как правило, в «закрытых” столовых цены были ниже, чем в обычных. На фото — столовая завода “Арсенал», раздача.
В иных столовых (и даже ресторанах!) изо дня в день кормили одними и теми же блюдами. Наверное, персоналу так было удобнее, а вот клиентам — вряд ли. На карикатуре Р. Сахалтуева (журнал «Перець», № 8 за 1976 год) посетитель спрашивает официантку: “Что у вас сегодня на обед?” (интересно, почему он не пытается узнать это из меню). ‘Как вам не стыдно! — отвечает служительница общепита — Второй месяц у нас обедаете, а все не запомните».
От Вокзальной площади, во все времена напоминавшей муравейник — встречающие, провожающие, командированные, туристы, таксисты, носильщики, снующие туда-сюда со своими тележками, — можно было ехать в город шестью маршрутами трамвая (№ 2,7, 10, 13, 25, 30), двумя маршрутами троллейбуса (№ 2, 10), автобусом № 53 или на метро (от станции “Вокзальная”).
Ресторан «Динамо” считался престижным — по легенде, именно там ‘изобрели’ котлету по-киевски. Ресторан ‘Метро‘ был рангом ниже.
Такое разнообразие вариантов, понятно, приводило в смятение человека, очутившегося здесь впервые. Единственное спасение — всезнающая дама в окошке “Киевгорсправки” расположенном наискосок от выхода из вокзала. Она растолкует, как добраться туда, куда пассажиру надо…
Интерьер ресторана “Киев”.
Для «посидеть в ресторане” требовался уже не рубль, как в общепитовской столовой, а хотя бы по пятерке на каждого — при условии, что спиртное принесли с собой. Точнее, заказывали для вида графинчик водки, остальное разливали под столом. Хотя на видном месте висело объявление: ‘В нашем ресторане запрещено распитие спиртных напитков, принесенных посетителями“. А чтобы попасть в ресторан вечером, приходилось давать швейцару “на лапу» — в среднем, трешку.
А куда, собственно, пассажиру надо? С чего иногороднему покорителю Киева начать путь к столичной прописке?
Значок Киевского автодорожного института (КАДИ) по улице Суворова, 1. ныне Национальный транспортный университет. Здесь было три факультета — дорожный, автомобильный и инженерно-экономический. В 1970 году открылось подготовительное отделение, а в 1975-м — факультет повышения квалификации. С 1959 по 1984 годы ректором КАДИ был Евгений Вериженко.
Вариантов несколько. Первый — поступить на дневное отделение одного из учебных заведений города. Именно на дневное, поскольку заочное обучение не даст даже временной прописки, а на вечернее отделение берут тех, кто уже имеет работу в Киеве, которую, напомним, не найти без киевской прописки.
КПИ, он же Попитех, носил в те времена (с 1967-го) имя 50-летия Великой Октябрьской социалистической революции. На 13 факультетах обучались 30 тысяч студентов. Вступительная пора — самая горячая. Оценку за письменный экзамен объявляли лишь на следующий день. Поэтому родители абитуриентов здесь же, возле учебного корпуса, дождавшись своих чад, решали экзаменационные задания (на фото) и сразу знали — “напортачил” их отпрыск или нет.
Стать студентом стационара можно было в одном из 17 вузов города, 19 техникумов, 28 профессионально-технических училищ и 9 профтехшкол. Тем, кто в итоге оказывался в списках принятых, учебное заведение предоставляло койко-место в общежитии и временную прописку в Киеве.
Пропуск в Киевский университет студента заочного отделения (на обложке — большая буква “З”) юридического факультета, поступившего в 1973 году. Лимитировано время входа в учебный корпус — с 18 до 21 часа, но не ограничено время работы в Университетской библиотеке — с 9 до 21 часа, то есть целый день.
Итак, первый рубеж взят — у приезжего есть крыша над головой, стипендия (в ПТУ — 25-35 рублей плюс “учебная зарплата” на предприятии, которому принадлежит профтехучилище; в вузах — 40-50 рублей) и право легального проживания в столице УССР. Однако расслабляться еще рано. Ведь по окончании учебы выпускника ожидает обязательное распределение на работу, и все, не имеющие постоянной киевской прописки, будут направлены куда угодно, только не в Киев.
Студентов Киевского политехнического институт (КПИ) обязывали работать на строительстве новых учебных корпусов. Некоторые опаздывали на работу, срывая производственное задание. А самые находчивые ухитрялись отметиться на рабочем месте и после этого исчезнуть.
Выход один: еще во время учебы выйти замуж за киевлянина. Или, соответственно, жениться на киевлянке. В этом случае учебное заведение будет вынуждено распределить дипломника в Киев, потому что разбивать уже сложившуюся семью нельзя. Либо, в виде исключения, выпускнику предоставят “свободное распределение”, мол, вот тебе диплом, иши-ка работу сам. Что ж, тоже неплохо — при наличии прописки работа в Киеве, как правило, находилась.
Бар-кафе “Зоряне” на улице Карла Маркса (Архитектора Городецкого) — «приличное» молодежное заведение (а были и неприличные, куда юноши ходили не столько на дискотеку, сколько подраться. порядочные девушки туда ни ногой). Медленный танец, он же “медляк», был “танцем-зажиманцем”. Юноши и девушки, обнявшись, толклись в дискотечном полумраке под заунывный музон. К девушкам, раздающим “медляки” всем подряд, относились дурно — считалось, что они склонны к многочисленным связям.
Но где познакомиться с обладателем либо обладательницей киевской прописки? Вопрос, на первый взгляд, нелепый: вон сколько народу вокруг. Но не будешь же приставать к людям на улице — не так поймут. А в общежитии проживают такие же иногородние, как ты сам. Значит, надо внимательнее присмотреться к одногрупникам-киевлянам и однокурсницам-киевлянкам, не пропускать факультетские и и вузовские вечеринки, дискотеки. Посещать молодежные кафе (типа “Чайки” на Набережно-Крещатицкой, 11 или “Эврики” на бульваре Леси Украинки, 30, “Зоряного” на улице Карла Маркса), где устраиваются “танцы-зажиманцы”, или танцевальные залы тоже неплохо, но там есть риск нарваться на такого же “временного киевлянина».
Билет в танцевальный зал стоил 35 копеек — столько же, сколько и в кино. Там можно было не только потанцевать и завести знакомства. Многие студенты еще и напивались без меры. Как, например, этот студент КПИ, посетивший танцевальный зал “Юность” на Нивках. Уже не держится на ногах, в карманах — ни копейки. Попытки милиции содрать с него штраф не увенчались успехом… Вряд ли наутро он сможет пойти на лекции.
Вон в фильме “Москва слезам не верит” разбитная провинциалка Людмила искала кавалеров с московской пропиской (а заодно и ученой степенью) в Ленинской библиотеке. Тоже вариант… Между прочим, этот фильм, появившись на экранах кинотеатров (в том числе и киевских) в 1979 году, стал одним из чемпионов всесоюзного проката — его посмотрели почти 100 миллионов зрителей. Такой успех выпал на долю кинокартины не в последнюю очередь потому, что многие “покорительницы городов” узнали в героинях ленты самих себя, недавних. Ну а юные провинциалки смотрели эту двухсерийную картину как настоящий учебник жизни.
Кстати, после этот в Библиотеке им. КПСС (ныне Парламентской), куда можно было записаться без диплома о высшем образовании, резко увеличилось число посетительниц — симпатичных студенток и курносых пэтэушниц.
Впрочем, иные студенты оставались в Киеве и без брака. Одни поступали в очную аспирантуру в своем же вузе — в этом случае им продлевалась временная прописка, сохранялось место в общежитии. Аспиранта, успешно защитившегося, нередко оставляли преподавать в альма-матер. Результат: новоиспеченный кандидат наук переходил из кандидатов в киевляне в разряд киевлян, получая постоянную прописку.
Диплом o высшем образовании вручали в торжественной обстановке в актовом зале вуза. Новоиспеченный специалист получал его из рук декана факультета, а то и ректора. Летом в зале было жарко и душно, кондиционеры отсутствовали. Членов президиума «проветривал» настольный вентилятор, а сидящие в зале выпускники и их родители обмахивались газетами. Зато были счастливы: наконец-то «свершилось“! На фото слева: вручение диплома в Киевском политехническом институте. Внизу: вот такое поздравление от комитета комсомола получал каждый выпускник “политеха».
Другие студенты начинали активно продвигаться по комсомольской линии. В крупных вузах (например, университете им. T. Г. Шевченко, сельскохозяйственной академии) комсомольские организации имели права райкома, а возглавлявшие их секретари комитета комсомола являлись “освобожденными”, то есть на ставке. (B отличие, заметим, от небольших учреждений, где “заведование” комсомолом являлось для сотрудника общественной нагрузкой, и не более). Поначалу, закончив вуз, “профессиональные” комсомольцы оставались жить в своем общежитии. Ho co временем продвигались по карьерной лестнице, попадая в руководящие комсомольские органы (девять райкомов, горком, обком и ЦК ЛКСМУ — все это в Киеве), где получали жилье вне общегородской квартирной очереди.
В одном из аудиторий «красного“ корпуса Киевского государственного университета им. Т. Г. Шевченко аспирант обсуждает с научным руководителем результаты своего исследования. Стать аспирантом сразу по окончании вуза можно было только по решению совета вуза (факультета), иначе требовался двухгодичный стаж работы по специальности. Пребывание в очной аспирантуре ограничивалось тремя годами, в заочной — четырьмя. «Очники’ получали государственную стипендию (максимально — 100 рублей) и имели шансы, если затем оставят работать на кафедре, стать киевлянами.
Еще один вариант обзавестись киевской пропиской — зaключить фиктивный брак. От вышеописанного варианта его отличало то, что супруги не питали иллюзий: расписываясь в ЗАГСе, они хладнокровно заключали взаимовыгодную сделку. Одна сторона получала вожделенную киевскую прописку, возможность работать в Киеве и в перспективе — устроить здесь свою личную жизнь, другая же сторона получала за это определенную мзду (цена договорная).
Тогдашние литература и кино по понятным причинам не касались подобных сюжетов, поэтому детали брачных сделок остались неизвестными. Как и сумма сделки. Лишь Марк Фрейдкин, замечательный переводчик и издатель, позволил себе признаться в “Записках брачного афериста”: “Несколько лет назад я вступил в фиктивный брак с одной симпатичной молодой женщиной… Гонорар мой за это отчасти противоправное деяние выражался совсем не такой астрономической суммой, какую может представить читатель искушенный в подобного рода махинациях”, — однако и он конкретную сумму предпочел не называть… Фиктивные супруги обычно скрывали формальное изменение своею семейного статуса, чтобы кто-нибудь не настучал — “бумажные” узы Гименея преследовались по закону.
Липовые муж и жена, понятно, не жили в одной квартире. Хотя бывало, что бездомный фиктивный супруг еще и просился на постой к партнеру по брачной сделке. В этом случае жили, понятно, в разных комнатах и без интима. Изредка случалось, что поддельный семейный союз перерастал в реальный. Но в подавляющем большинстве случаев “сдельщики” через пару лет подавали на развод. При расставании, как и было заранее оговорено, сторона, получившая киевскую прописку, не претендовала на квадратные метры бывшего супруга.
На столбе возле остановки 16-го трамвая «Почтовая площадь» висело большое объявление завода “Ленинская кузница» о том, что на постоянную работу требуются токари и представители других рабочих специальностей. Так в городе на законных основаниях появлялись «лимитчики».
Третий вариант приобщиться к благам проживания в Киеве — стать “лимитчиком”. С одной стороны, власть жестко ограничивала приток новых жителей в режимный город, но с другой — сама и поощряла наплыв чужаков. Парадокс? Ничуть. В Киеве развивалась промышленность, городу постоянно требовались рабочие руки. Однако киевляне не спешили устраиваться на физически тяжелую и при этом низкооплачиваемую работу. Да и условия труда зачастую были удручающими. Поэтому горисполком разрешил ряду предприятий брать на работу приезжих, выделив для этого специальный лимит.
Принятый по лимиту, он же “лимитчик”, получал рабочее место, койку в общежитии и временную прописку. А через несколько лет‚ если не дезертировал домой и стойко выносип все трудности, становился обладателем постоянной прописки. Заводы, как правило, возводили собственное жилье (“Арсенал”, например, не только строил дома для своих сотрудников, но даже содержал собственный ЖЭК) — там квартирная очередь двигалась значительно быстрее, чем в целом по городу.
Проходная завода ‘Арсенал’ по улице Московской. Многие рабочие родом не из Киева получили здесь работу “по лимиту” с перспективой обзавестись постоянной киевской пропиской и квартирой. В ИТР (инженерно-технические работники) по лимиту не брали.
Предоставление “лимитчику” квартиры многие предприятия обставляли торжественно. На “Арсенале”, например, это делали на одном из праздничных собраний, проходившем в заводском Доме культуры (улица Московская, 3). Обладателей новеньких ордеров приглашали на сцену. Заводчанам подробно рассказывали о каждом из новоселов — его успехах в труде, участии в общественной жизни коллектива и так далее. Затем смущенным счастливчикам преподносили на вышитом рушнике каравай, а также декоративную корзинку с котенком (игрушечным, конечно) и огромный сувенирный ключ от квартиры, изготовленный заводскими умельцами специально по этому случаю. Подобные показательные мероприятия имели, конечно, и воспитательное значение — прежде всего, для присутствовавших “лимитчиков” с меньшим стажем работы и еще не получивших своих квадратных метров.
Без киевской прописки брали на работу также в автотранспортные предприятия, милицию, метро. Киевлянами быстро становились и те, кто нанимался работать дворником — им предоставлялась служебная квартира в доме, который они обслуживали.
Впрочем, проблемы с получением киевской прописки распространялись не на всех приезжих. Например, ее сразу давали военнослужащим, получившим назначение в Киев. Правда, поначалу прописывали их… при воинской части. И год-другой офицерам с семьями приходилось скитаться по съемным квартирам, прежде чем они действительно получали ключи от собственного жилья.
Киевгорстрой в 1970-е активно привлекал «лимитчиков». Их поселяли в «горстроевские» общежития. На снимке: интерьер комнаты в общежитии Киевгорстроя по улице Зодчих, 50-б. Три койки, три стула,. стол, настольная лампа, транзистор, чей-то портрет на стене…
В облегченном режиме решались проблемы с киевской пропиской и у представителей партийно-комсомольской и советской номенклатуры, переводимой из регионов на повышение в столицу УССР.
В повести Павла Загребельного “Гола душа”, написанной в 1990-е годы, (но действие ее происходит в начале 1970-х), некая Клеопатра Сичкарь, которую “перекинули” из райцентра в Киев “відати культурою”, поселяется с мужем в ведомственной гостинице и входит в новую должность. “Ти знаеш, що в мене вже є свій кабінет?” вскоре говорит она супругу. “Кабінет не квартира”,замечает он. “А в кого є кабінет, в того буде квартира”, разъясняет Клеопатра азы номенклатурной жизни. И действительно: вскоре у товарища Сичкарь зазвонил служебный телефон. “Чоловічий голос… повідомив, що мені треба зайти до такого-то кабінету на четвертому поверсі для вирішення мого квартирного питання”, рассказывает героиня повести. Уже через три дня семья из двух человек получила ордер на трехкомнатную квартиру на Печерске. Квартира, по словам Клеопатры, “видавалася такою великою, що, розійшовшись по кімнатах, ми загубилися і не могли знайти одне одного”.
Так или иначе, из года в год количество обладателей постоянной киевской прописки росло: на 1 января 1971-го их насчитывалось 1,69 миллиона человек, а спустя ровно пять лет‚ по состоянию на 1 января 1976 года‚ эта цифра достигла 2,01 миллиона. То есть «320 тысяч за пять лет или по 64 тысячи человек в год — таков был прирост населения в столице УССР. Часть этой цифры — естественный прирост, другая ее часть — за счет приезжих. Как именно соотносились между собой эти два слагаемых, мы, видимо, никогда уже не узнаем — данные о количестве людей, имевших временную киевскую прописку, были закрытыми.
