В 1970-е годы на Крещатике и прилегающих к нему улицах не было модных бутиков (да и слова такого в те времена никто не слыхивал). Имелось два обувных магазина — (Крещатик, 19/21, Свердлова (ныне Прорезная), 25), два ювелирных — “Перлина” (Крещатик, 21) и “Каштан” (угол Крещатика и бульвара Тараса Шевченко), два магазина спорттоваров — “Чемпион” (Свердлова, 16) и “Динамо” (Крещатик, 52), “Дом парфюмерии” (Крещатик, 29), магазин женской одежды “Силуэт” (Крещатик, 27), “Будинок тканин” (Крещатик, 23), “Подарунки” (Карла Маркса (ныне Архитектора Городецкого), 9), “Мисливство і рибальство” (Крещатик, 32), “Головні убори” (Крещатик, 17), цветочные салоны, парикмахерские, дюжина гастрономов, “Вареничная”, десяток кафе…
Однако больше всего в центре тогдашнего Киева было книжных магазинов. На одном только Крещатике — семь. На соседних улицах — еще одиннадцать. Активные библиоманы специально ездили в центр, чтобы обойти тамошние книжные: шансы совершить в них интересную покупку были выше, чем в периферийных.
Книжный магазин ‘Наукова думка’ расположился в здании Секции общественных наук АН УССР, построенном в 1960 году. Таким образом, многие потенциальные покупатели оказались максимально приближены к прилавку с научной литературой.
Променад начинался, как правило, с “Наукової думки” — двухэтажного специализированного магазина одноименного издательства Академии наук УССР. Среди киевлян считалось, что он находится на площади Ленинского комсомола (ныне Европейской). Хотя на самом деле его адрес: улица Кирова (теперь Грушевского), 4.
Вот так на трех языках рекламировался магазин “Наукова думка” в справочнике-путеводителе “Киев книжный», изданном в 1980 году.
Магазин располагал широчайшим ассортиментом социально-политической, физико-математической, технической и научно-популярной литературы. Разного рода энциклопедические издания — детища Главной редакции Украинской Советской Энциклопедии — также продавались именно здесь. Возможно, легкомысленному читателю казалось, что ассортимент магазина несколько скучноват. Однако вдумчивого человека не могли не заинтересовать книги по истории, философии, модным в те времена кибернетике и космосу. А уж у научных работников, преподавателей и студентов, а также сотрудников институтов Академии наук, расположенных в этом же здании, интерес к подобной литературе был профессиональным. “Наукова думка” (остроумно прозванная посетителями “Наукова Дунька”) работала пять дней в неделю (кроме субботы и воскресенья) с 10 до 19 часов. Перерыв на обед — с 14 до 15.
Пассаж — в те времена универмаг «Детский мир» — также был местом, где продавали книги. Прежде всего, детские. Их можно было приобрести в магазине “Зміна».
Пройдя по нечетной стороне Крещатика, киевлянин оказывался в Пассаже, где к его услугам — “девятка”, двухэтажный книжный магазин № 9 “Зміна”. В те времена все торговые помещения Пассажа занимали различные секции универмага “Детский мир”. Соответственно, и здешний книжный специализировался на литературе‚ выпускаемой издательствами “Веселка”, “Молодь”, “Радянська школа”: сказки и раскраски для самых маленьких, литература для школьников, издания о пионерских и комсомольских организациях (в те времена ну как без этого?), а также учебно-методические пособия для школьных учителей.
Перейдя на противоположную сторону главной улицы города, книголюб попадал в царство музыки — магазин “Ноты” (Крещатик, 24). Шесть отделов, включая букинистический, около 15 тысяч наименований нотно-музыкальной литературы. Что и говорить, впечатляло. Завсегдатаями являлись не только студенты и преподаватели консерватории, расположенной поблизости (кстати, именно в “Нотах” консерватория комплектовала свои фонды нотно-музыкальной литературы). Сюда частенько захаживали историки — на прилавках можно было найти кое-что занимательное по истории музыки, жизнеописания знаменитых композиторов. Заглядывали и меломаны — в магазине продавали пластинки (еще те, виниловые!) с записями классики. Также частыми гостями оказывались подростки, охотившиеся за самоучителями игры на шестиструнной гитаре. Это были очень ходовые книжки, поскольку исполнять в компании песни, например, Булата Окуджавы или Владимира Высоцкого (а в конце 1970-х — еще и “Машины времени”) под собственный аккомпанемент считалось очень модным. Как говорится, спел разок, и все девушки твои…
Парни с гитарами — типичная картина в киевских дворах 1970-х. На скамейках бренчали так называемые блатные песни (ту же «Мурку”), популярные песни советских вокально-инструментальных ансамблей, хиты «Битлз», а самые продвинутые — бардовские лирические песни.
Особой изюминкой “Нот” были концерты, периодически проводившиеся в магазине. В них принимали участие известные композиторы — Александр Билаш, Игорь Поклад, Игорь Шамо, солисты филармонии, Укрконцерта, Оперного театра. Магазин работал шесть дней в неделю, кроме воскресенья, с 10 до 19 часов. Обеденный перерыв — с 14 до 15.
Чтобы сменить мир звуков на мир изображений, книголюб, покидая “Ноты”, проходил с десяток метров в сторону улицы Свердлова (ныне Прорезной) и, миновав арочную триаду, ведущую к зданию телевидения, оказывался в магазине “Мистецтво” (Крещатик, 24).
Магазин ‘Мистецтво’ привлекал, уже начиная с фасада, уютно увитого плющом. Книги в этом магазине были самые изысканные на всем Крещатике.
Первый этаж — издательские новинки. Художественные альбомы, биографии художников и театральных деятелей, труды искусствоведов и театроведов. Но не только.
Прилично был представлен кинематограф: сценарии фильмов, недавно с успехом прошедших в прокате (выходили отдельными брошюрами в серии “Библиотека кинодраматургии” издательства “Искусство”‚ стоили 35 копеек), квадратные томики серии “Мастера зарубежного киноискусства” (их раскупали быстро), идеологически выдержанные книги серии “Мастера советского кино” (к ним интерес был явно меньше). Сборники “Мифы и реальность: зарубежное кино сегодня” привлекали тем, что в каждом из них обязательно находились 2-3 действительно интересные статьи (из 12-14 публикаций, представленных в выпуске). Во времена, когда отсутствовало видео, а официальный кинопрокат был небогат зарубежными новинками, многие люди формировали свое представление о западной кинопродукции по таким вот сборникам. Правда, в следующем десятилетии, в период перестройки, они увидели сами фильмы и поняли, что напрасно доверяли “книжному” описанию: в сборниках “Мифы и реальность” преобладало первое…
Второй этаж — букинистический отдел. В нем можно было “нарваться” на все что угодно. Тут уж как повезет. Третий этаж — плакаты, картины, гобелены. Предприимчивые люди, имея в магазине свой интерес в виде, например, дефицитных книг (при желании их всегда можно было продать книжным “жучкам” за приличные деньги), охотно водили на третий этаж иностранцев из капстран…
Далее по курсу — магазин “Дружба” (Крещатик, 30). Здесь торговали литературой “стран социализма”: Польши, Венгрии, Болгарии, Чехословакии, Югославии, Румынии, Восточной Германии, Кубы. Каждой стране был посвящен специальный отдел.
Магазин «Дружба” занимал весь первый этаж здания, в котором располагалось Министерство энергетики и электрификации УССР.
С Китаем отношения были натянутые, поэтому книги этой страны в магазине отсутствовали. Что ж, нет дружбы — нет и “Дружбы”.
Магазин предлагал более 10 тысяч наименований книг, изданных в “братских странах” и, разумеется, на их языках. Казалось бы, рядовому читателю здесь делать нечего. Но опытный книголюб знал, что в “Дружбе” можно попасть на кое-что интересное. И порой обнаруживал здесь настоящие сокровища. Например, в 1975 году издательство Verlag Phillip Reclam, расположенное в Лейпциге, решило внести вклад в укрепление немецко-советской дружбы. И “зарядило» серию книг — переводы поэтов русского “серебряного века” на немецкий. Карманный формат, мягкий переплет, на обложке латинские буквы. Но… достаточно открыть книжку автора Ossip Mandelstam‚ чтобы обнаружить: педантичные немцы, оказывается, напечатали не только переводы, но и — для сравнения — оригиналы стихотворений. И это притом, что в СССР произведения Осипа Мандельштама практически не публиковались (кроме абсолютно недоступного обычному читателю тома, изданного крошечным тиражом в серии “Библиотека поэта”). А тут 80 лучших стихотворений полузапрещенного автора, 270 страниц!
Интерьер магазина ‘Дружба’. В каждом отделе представлена определенная страна. Названия стран указаны на табличках наверху стеллажей. Любопытная деталь: большинство покупателей — мужчины.
Более того, оказалось, что рядом с этой книжицей на прилавке лежат несколько аналогичных: Аnna Akhmatova, Boris Pasternak, Marina Zwetajewa. И все это — в свободном доступе… Как только слух о необычных немецких изданиях пронесся по Киеву, любители поэзии рванули в “Дружбу”, буквально сметая с прилавков книги из Лейпцига. Видимо, лишь после этого “где следует” спохватились. Следующие выпуски “переводной” серии в “Дружбе” не появились.
Сборник 0. Мандельштама на немецком языке, изданный в 1975 году издательством Verlag Philipp Reclam‚ наделал шуму на весь ‘читающий’ Киев. Оказалось, что в книге, продаваемой в магазине ‘Дружба’, творчество ‘полуразрушенного’ поэта представлено не только на немецком языке, но — параллельно — и на русском.
Иногда страны “народной демократии” издавали своих писателей в переводе на русский язык. На некоторые из таких изданий как раз и можно было подписаться в “Дружбе”. Например, на серию авантюрно-приключенческих романов “Приключения Томека” польского классика Альфреда Шклярского, выходившую в 1973-1979 годах в издательстве SLASK (город Катовице). Эти произведения стали любимым чтивом многих киевских подростков.
Польско-русскими словарями интересовались, в основном, стильно одетые дамы. Ларчик открывался просто: в Киеве ходили по рукам польские журналы мод “Uroda” (Красота).
Обложка журнала ‘Uroda’, № 3 за 1974 год. Даже визуально она отличалась от советской продукции. Обложки журналов ‘Работница’, ‘Крестьянка”, “Радянська жінка’ были совсем иными. А полноценного глянца в СССР никогда не было.
Статьи частично можно было понять благодаря созвучию слов с аналогичными украинскими или русскими, но полностью смысл публикации не уяснить без словаря. Некоторые из покупательниц со временем настолько хорошо освоили язык, что посещали “Дружбу» уже с другой целью — купить детективы на польском. Потому что с этим жанром на русском языке были большие проблемы…
Мужчины наведывались преимущественно в чехословацкий отдел — Прага выпускала замечательную серию книг по истории авиационной техники. Отличные иллюстрации, сравнительно немного текста, почти все понятно. А что не поймешь — можно догадаться. Остальное — с помощью чешско-русского словаря, продающегося здесь же.
В “Дружбе” регулярно проходили декады книг стран “народной демократии” — вот тут нужно было держать ухо востро: на подобных мероприятиях, как правило, всегда встречалось что-то необычное. Магазин резко отличался от остальных еще и тем, что перерыв здесь был не с 14 до 15, как в прочих книжных, а с 15 до 16. Это иногда приводило к недоразумениям. Скажем, покупатель, привыкший к стандартному перерыву, выстраивал свои дела так, чтобы приехать в “Дружбу” к 15 часам. И оказывался перед закрытой дверью. Теперь нужно было либо где-то “убить” час, либо приезжать в другой день. Откуда взялся столь диковинный обеденный перерыв — возможно, единственный в Киеве! — так и осталось загадкой. Общий режим работы магазина был типичным — с 10 до 19 часов. Выходной — воскресенье.
Выйдя из “Дружбы”, книголюб продолжал книжный променад, двигаясь в сторону бульвара Тараса Шевченко. И даже не подозревал, что буквально в двух шагах от него — еще один книжный, причем с улучшенным ассортиментом. Официально данная торговая точка именовалась просто “Магазин № 51”, без названия. Ни вывески над входом, ни самого входа… Дело в том, что этот книжный находился в помещении горисполкома (Крещатик, 36). Вход в здание — по пропускам. Простому смертному, понятно, туда не пройти.
Между тем, любитель книг, выйдя из подземного перехода, подошел к двухэтажному “Будинку книги” (Крещатик, 44, ныне магазин “Знання”) — крупнейшему книжному магазину столицы УССР.
«Будинок книги“ долгое время являлся самым большим книжным магазином Киева. Ныне это магазин «Знання».
Здесь ежедневно предлагают свыше 15 тысяч наименований книг всех жанров и направлений: общественно-политическая литература, художественная, детская (1-й этаж), техническая — математика, физика, кибернетика, химия, астрономия, биология, транспорт, энергетика, кинофототехника, атласы, контурные карты, учебники (второй этаж). Чтобы покупатель мог сориентироваться в этом море названий и авторов, в магазине открыт салон, в котором дают справку о наличии нужного издания.
Вот так рекламировали магазин «Будинок книги» в справочнике «Торговые предприятия Киева» (1973 год).
Далее киевлянин пересекал бульвар Шевченко и попадал в “Пропагандист”. Еще в начале 1970-х “Пропагандон», как дразнили киевляне этот магазин политической книги, располагался по другому адресу — улица Ленина (Богдана Хмельницкого), 10. Однако во второй половине 1970-х было решено расширить очаг агитпропа. Он перебрался в просторное здание по улице Красноармейской, 2.
Название магазина “Пропагандист” говорило само за себя — здесь торговали “идеологией”. И только знатоки-книголюбы были в курсе. что в скучной ‘политиздатовской’ серии ‘Пламенные революционеры“ иногда появляются романы А. Гладилина, В. Аксенова, В. Войновича, Б. Окуджавы…
Здесь в его распоряжении оказались два торговых зала. На прилавках — сочинения К. Маркса, Ф. Энгельса, В. Ленина, труды по истории КПСС и комсомола, издания о международном коммунистическом движении, литература по марксистско-ленинской философии, атеизму и научному коммунизму, книга лидера УССР Петра Шелеста “Україно наша Радянська», вышедшая стотысячным тиражом в Политиздате Украины в 1970 году и изъятая два года спустя, когда автора сняли с должности, речи Леонида Брежнева, его же воспоминания “Малая земля”, «Возрождение”, “Целина” (на самом деле написанные группой талантливых журналистов), брошюрки с решениями партийных съездов, фотопортреты членов политбюро.
Книга украинского лидера П. Шелеста ‘Україно наша Радянська’ до отставки ее высокопоставленного автора (1972) свободно продавалась в каждом книжном магазине. Как и любая литература такого рода, особым спросом не пользовалась. Когда же автора «сняли’ с должности, обвинив в том, что его ‘ книга является националистической, а первые буквы ее названия дают аббревиатуру “УНР“, издание немедленно изъяли из всех магазинов и библиотек. В результате оно стало библиографической редкостью.
Книги И. Брежнева побили все рекорды 1970-х и по тиражам, и по числу переизданий, и по количеству переводов на другие языки (включая украинский), и по количеству “читательских конференций», проводившихся на каждом предприятии и учебном заведении в добровольно-принудительном порядке.
Казалось бы, что интересного можно найти в этом скучном царстве апологетов серпа и молота? Оказывается, кое-что можно.
Вот, например, серия “Пламенные революционеры”. Ни ее кондовое название, ни наименование издательства, в недрах которого она появилась на свет — “Политиздат”, вроде бы ничего интересного не сулят. А вот и нет! Опытный книголюб уже заметил, что помимо беллетризованных жизнеописаний большевиков, рисующих их реальные или мнимые подвиги, в серии время от времени появляются и биографические повести — Владимира Войновича «Степень доверия» ( в авторском названии “Деревянное яблоко свободы” цензура усмотрела “неконтролируемый подтекст», и книга вышла под более простым названием), Василия Аксенова “Любовь к электричеству”, Натана Эйдельмана “Апостол Сергей» и “Большой Жанно», Юрия Трифонова “Нетерпение”, Булата Окуджавы “Глоток свободы”, Юрия Давыдова “Две связки писем”, Анатолия Гладилина «Сны Шлиссельбургской крепости” и «Евангелие от Робеспьера”.
Понятно, такие книги на прилавках не залеживались. “В Советском Союзе, вспоминал эмигрировавший в 1976 году во Францию Анатолий Гладилин, было издано десять моих книг, и ни одну из них я не видел в магазине на полке. Они исчезали в первый же день продажи”. И это притом, что тираж каждой “пламенно-революционной” книги составлял 200 тысяч экземпляров.
Конечно, книголюбы не ожидали от одиозного “Политиздат” столь передового подбора авторов. По мнению Владимира Войновича, главное пропагандистское издательство СССР специально это затеяло “для отвлечения некоторых свободомыслящих писателей от злободневных тем”. Но, как бы там ни было, многие читатели включали “Пропагандист” в свой книжный променад…
В том же квартале располагались еще шесть (!) книжных. По улице Красноармейской, 6 знаменитая лавка писателей “Сяйво”.
Книжный магазин ‘Сяйво’ расположился на первом этаже жилого дома, построенного для писателей. На гранитном фасаде видна мемориальная доска Остапу Вишне. Впоследствии у витрин ‘Сяйва’ мемориальных досок стало намного больше.
Нет, сами писатели здесь ничего не продавали. Однако помимо обычного торгового зала в магазине имелся еще и отдельный — для членов Союза писателей (зашел в магазин, и сразу направо). В этот книжный спецраспределитель порой поступали весьма дефицитные издания.
Например, в январе 1974-го здесь продавалась для очень узкого круга избранных недавно вышедшая в московском издательстве “Художественная литература” книга романов Михаила Булгакова. Синяя обложка, твердый переплет, предисловие Константина Симонова, содержание: “Белая гвардия”, “Театральный роман” и (впервые полный текст!) “Мастер и Маргарита”. Это была первая книга писателя после возвращения его творчества из небытия.
Один из экземпляров продавцы оставили автору повести “В окопах Сталинграда” Виктору Некрасову. Однако в тот день, когда он должен был явиться в “Сяйво” за книгой, к нему домой (он жил в Пассаже) нагрянули сотрудники КГБ. Обыск длился 42 часа. “Я вспомнил, писал В. Некрасов, что именно в этот день, в четверг, мне назначено было зайти в “Лавку писателей” за однотомником Булгакова. Я попросил у старшего разрешения позвонить по телефону (подходить к телефону не разрешалось и сами они на звонки тоже не подходили). “Что Вы, Виктор Платонович, удивился даже старший, — мы это мигом! Витя, одна нога здесь, другая там. Дайте ему записку, он сейчас принесет”. Через десять минут однотомник был в моих руках”. Вот так порой приобретались дефицитные книжки!
Впрочем, в писательском зале отоваривались не только мастера пера, но и “нужные” люди из ЦК, горкома, горисполкома, сферы снабжения. И если “совписовцы” интересовались преимущественно классиками, литературоведением, античными авторами, структуралистами, то “нужники” требовали детективы и фантастику… Режим работы “Сяйва” не отличался от прочих: с 10 до 19 часов, перерыв с 14 до 15. Зато необычны были выходные дни — воскресенье и понедельник.
Через дом (улица Красноармейская, 10) — магазин “Військова книга”. Он, понятно, специализировался на книгах об армии и для армии. Изданные в ней воспоминания известных советских полководцев вызывали большой интерес у читателей. Настолько большой, что переиздания этих книг оперативно осуществляли издательства УССР как в переводе на украинский, так и на языке оригинала.
Зал магазина ‘Военная книга” на бульваре Леси Украинки. По сегодняшним меркам, магазин полон покупателей, а по тогдашним пустовато будет…
Литература для армии — это, в первую очередь, серия “Библиотека офицера”, в которой издавались учебные пособия: “Огневая подготовка”, “Тактика Батальон, рота”, “История военного искусства”, “Военная топография” и другие. Тогда же, в 1970-е, “Військова книга” переехала на бульвар Леси Украинки, 22.
В старинном здании-пассаже по Красноармейской, 18 “прописались” сразу три книжных: магазин № 10 “Школяр”, магазин № 11 (подписных изданий) и магазин № 54 “Знахідка” (букинистические книги, изданные до 1967 года). А по диагонали от них — Красноармейская, 25 — специализированный магазин “Медична книга” (в ассортименте до 4 тысяч названий книг), в котором имелся неплохой букинистический отдел.
…Вы еще не сбились со счету, сколько магазинов посетил наш книголюб? И это, заметьте, человек всего-то прошел по прямой от нынешней Европейской площади до площади Льва Толстого. А ведь он еще не сворачивая на соседние с Крещатиком улицы! От “Пропагандиста” не пошел, например, вверх по бульвару Тараса Шевченко, где на первом этаже жилого дома № 10 расположен большой двухзальный магазин № 39 “Передплатні видання”. Оттуда рукой махнуть в “Поэзию” на улицу Ленина (ныне Богдана Хмельницкого), 8, а затем можно подняться в “Ноти” (Ленина, 31 второй в центре города нотный магазин), заглянуть в “Академкнигу” (Ленина, 42), поискать раритеты в “Букіністичній книзі” (в начале 1970-х этот магазин соседствовал с “Академкнигой”, нахолясь на Ленина, 42, а во второй половине 1970-х переехал в более просторное помещение на Ленина, 10) и посетить “Технічну книгу” (Ленина, 39). Но в этих магазинах он, видимо, побывает уже в следующий раз‚ совершая отдельный променад.
Книжный Киев вовсе не ограничивался магазинами, расположенными в центре города. Ведь были еще магазин-клуб “Сучасник” (Брест-Литовский проспект (ныне Берестейский), 21), “Юбилейный” (проспект 40-летия Октября (теперь Голосеевский), 37/43), “Букинист” (Красноармейская (Большая Васильковская), 43), “Книги” (проспект Воссоединения (Соборности), 1), “Спортивная книга” (Красноармейская, 48) и многие другие. Всего же в городе по состоянию на 1 декабря 1978 года работало 75 книжных магазинов.
На первом этаже жилой высотки по Брест-Литовскому проспекту, 21 находился популярный среди киевлян магазин-клуб «Современник». И добираться туда было удобно — рядом станция метро ‘Политехнический институт».
Но, как ни странно, при таком обилии заведений Киевкниготорга приобрести в них интересную книжку было проблемой. Если использовать классификацию Маяковского, делившего собратьев по перу на «хороших и разных”, то можно сказать, что в книжных магазинах 1970-х широко предлагались творения “разных” (секретари Союза писателей, лауреаты Ленинской или Государственной премии‚ отставные генералы и маршалы, жены высокопоставленных мужей, а также номенклатурные графоманы, за которых нередко сочиняли “литературные негры”).
Вот пример. Анатолий Софронов — главный редактор официозного журнала “Огонек”, Герой Социалистического труда, лауреат двух Сталинских премий и одной Госпремии РСФСР, заместитель председателя Советского комитета солидарности стран Азии и Африки, кавалер трех орденов Ленина, грозный вершитель чужих писательских судеб.
Словом‚ настоящий литературный олигарх. Его сочинения представляли интерес только в качестве снотворного — как литературное чтиво их не взял бы в руки ни один здравомыслящий читатель. Тем не менее, к своему 60-летию, отмечавшемуся в 1971-м, сановный писатель “продавил” через ЦК КПСС издание пятитомника собственных творений, увидевшего свет в 1971-1972 годах.
В 1970-е на крупных предприятиях (в частности, на заводе ‘Арсенал’ на фото) нередко организовывали ‘выездную торговлю’, в том числе и книжную. Большей частью предлагали обычный общественно-политический мусор, но иногда встречались и приличные издания. Правда, продавали их с ‘нагрузкой’ — покупатель обязан был приобрести примерно на такую же сумму книгу, не пользующуюся спросом.
Сходная история произошла и с другим “разным” автором — Шарафом Рашидовым. Страна знала его как многолетнего (с марта 1959-го!) первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана. Его портреты печатались среди портретов руководителей страны (Рашидов являлся кандидатом в члены Политбюро), на всех официальных мероприятиях он сиживал в президиуме неподалеку от Брежнева. И вдруг неожиданно выяснилось, что уважаемый вождь узбекских строителей коммунизма в свободное от партийных забот время лихо седлает своею Пегаса и мчит в литературные дали. Причем настолько успешно, что его творения — поэзию, повесть, несколько романов, публицистику, речи — срочно перевели на русский и издали в виде пятитомника (первый том появился в 1979 году). Хотя злые языки утверждали, что “выдающиеся” произведения — среди которых, между прочим, повесть и роман на весьма актуальную в те времена тему освоения целинных земель — строчили за него другие люди…
Оба собрания — Софронова и Рашидова — в течение многих лет стояли в витрине магазина “Передплатні видання» на бульваре Шевченко, 10. В Киеве желающих приобрести, их оказалось мало (если таковые вообще нашлись). Обложки горе-книг выгорали на солнце, постепенно теряя товарный вид. Труды узбекского партийца убрали с витрины лишь в следующем десятилетии, когда разразилось “хлопковое дело”. Вслед за ним списали в макулатуру и многотомные опусы одиозного “огоньковца”.
Подобных примеров можно было бы привести много.
Путь приобщения к книжному дефициту лежал через членство в Обществе книголюбов — его отделения действовали на всех предприятиях. Заплати взнос, получи удостоверение и участвуй в розыгрышах дефицитных книг. Конечно, участие вовсе не гарантирует выигрыш, но рано или поздно удача все же улыбнется. Активисты Общества книголюбов становились обладателями фирменных значков.
Зато на издание книг популярных жанров — приключенческой литературы, фантастики, детективов, исторических романов, беллетристики — бумаги не хватало. Как не хватало ее на поэзию “серебряного века”, отечественную и зарубежную классику, альбомы живописи, книги из серий “Жизнь замечательных людей” И “Жизнь в искусстве”, а также многое другое — все это издавалось мизерными тиражами и до прилавков, как правило, не доходило. Словом, продавалось много “разных” авторов, а хотелось — “хороших”.
Спрашивается: как же купить интересную книжку, если ее негде купить? Вариантов было немного, но они, тем не менее, были. В частности, опытные книголюбы знали, что на некоторые книги можно предварительно оформить заказ еще до их выхода в свет.
Делалось это так. Осенью в магазинах появлялись аннотированные тематические планы центральных и республиканских издательств с перечнем изданий, которые должны выйти из печати на протяжении следующего года. Разделы с прозой, поэзией, альбомами по искусству сразу были зачеркнуты шариковой ручкой, мол, заказы не принимаются. А вот на общественно-политическую, научно-техническую и прочую отраслевую литературу можно было оформить заявку (купить открытку с маркой, вписать свой адрес и название нужной книги; каждое издание — отдельная открытка-заказ). Заявки оставляли у продавца. Когда книга поступала в магазин, покупатель получал открытку с указанием даты, не позднее которой следует выкупить заказ.
Только из рекламы магазина подписных изданий (на фото) многие киевляне узнавали, что существует, оказывается, такая услуга — доставка очередного тома подписного издания подписчику домой. Ее стоимость — 10 копеек — ненамного увеличивала стоимость покупки (например, стоимость одного тома собрания сочинений Марка Твена, 1980 года выпуска, составляла 2 рубля 70 копеек).
Описанная система давала результат только в том случае, если вы оформили заказ в числе первых. Потому что хорошая книга поступала в магазин в меньшем количестве, чем оставлено заявок… Предварительные заказы принимали в крупных магазинах: “Будинок книги”, “Пропагандист”, “Технічна книга”, “Медична книга”, “Академкнига” и других.
Подробную информацию о книжных новинках публиковали московский еженедельник “Книжное обозрение” и его киевский “коллега” “Друг читача” (еженедельное издание Госкомиздата УССР и республиканского Общества любителей книги), которые являлись для большинства книголюбов единственным источником подобной информации. Но, допустим, киевлянин открыл одно из упомянутых изданий и узнал, что у его любимого поэта Евгения Евтушенко (в те времена лидера читательских симпатий в области поэзии) вышел новый сборник — “Отцовский слух” (1975).
Поэтический сборник Евгения Евтушенко «Отцовский слух» был издан в 1975 году большим тиражом и переиздан в 1978-м. Однако этого не хватало для удовлетворения читательского спроса. Киевляне, имевшие доступ к множительной технике, снимали копии, а затем переплетали страницы в самодельную книгу. Впрочем, так поступали и с другими дефицитными изданиями. Хотя за «незаконное» копирование могли быть неприятности. А за копирование литературы, изданной за рубежом, — большие неприятности.
А в нем и “Ольховая сережка”, и “Старый друг”, и другие хиты… Где приобрести такую книгу? Или, например, романы Станислава Лема, ставшие необычайно популярными после выхода на экраны в 1972 году фильма Андрея Тарковского “Солярис”? Их купить — где? Путь один — ехать на “черный рынок” (книжной “Петровки” в те времена не существовало).
Впрочем, легко сказать! Во-первых, нужно было узнать, где он находится, ведь время от времени “толчок” менял адрес. Во-вторых, “посещать” его следовало осторожно, поскольку рынок этот был незаконным, и милиция периодически проводила облавы. А задержание — это как минимум “телега” на работу (официальное письмо компрометирующего характера) со всеми отсюда вытекающими неприятностями.
Вначале желающие продать или купить дефицитные книги собирались в овраге Ботанического сада им. Академика Фомина (у входа со стороны улицы Тарасовской).
Вход в Ботанический сад со стороны Тарасовский улицы. Правее, в овраге, неприметном для посторонних глаз, функционировал книжный “черный“ рынок. Все, что было недоступно в обычных магазинах, здесь было в свободном доступе. Правда, и цены были не те, что указывались на последней странице обложки книги, а во много раз выше.
После очередного милицейского налета они перебрались в Пушкинский парк (теперь имени Ивана Багряного), оттуда — к метро “Нивки” . Далее была площадка под Воздухофлотским мостом, после чего книголюбы-нелегалы переместились на Борщаговку.
На “черном рынке” можно было найти все — и братьев Стругацких, и поэзию “серебряного века”, и даже четырехтомный “Толковый словарь” Владимира Даля 1978 года выпуска — репринтное издание. Но цены… “Синенький” Булгаков (однотомник с синей обложкой, который сотрудник КГБ доставил из “Сяйва” Виктору Некрасову) стоил 25 рублей, роман Булата Окуджавы “Путешествие дилетантов” — 15. Тоненькие поэтические сборники Андрея Вознесенского не отдавали дешевле 10. Для сравнения: официальная цена сборника Вознесенского “Избранная лирика”, вышедшего в 1979-м в твердом переплете, — 40 копеек, а “Путешествия дилетантов” — 2 рубля 30 копеек. Получается, “на руках” книжные дефициты обходились в 6-25 раз дороже!..
Книги невероятно популярного А. Вознесенского до прилавков книжных магазинов не доходили — их «расхватывапо» начальство Книготорга, товароведы, «нужные люди“. Потом их продавали на “черном“ рынке за немыслимые деньги. Например, сборник “Избранная лирика“ (1979) шел с 25-кратной (!) наценкой. И ведь покупали. А куда денешься?
Однако особенно убивала стоимость томика стихотворений полуопальной Марины Цветаевой — 90 рублей и словаря Даля — 100. Средняя зарплата, напомним, составляла 150 рублей в месяц.
К началу 1970-х советский издатель-монополист осознал: надо увеличивать тиражи книг, пользующихся реальным спросом, иначе книготорговля уйдет в “тень”. Вот только как это сделать, если имеющиеся в стране бумажные ресурсы распределены на несколько лет вперед и предназначены на печатание идейно-правильной ерунды? Выход был найден оригинальный: спасение утопающих дело рук самих утопающих. В том смысле, что пусть сами читатели и предоставят дополнительную бумагу. Подсчитали: каждый желающий приобрести интересную книгу должен сдать в пункты приема вторсырья — кто-то придумал им бодрое название “Стимул” — 20 кг макулатуры.
Небывалый эксперимент стартовал в 1974 году.
Количество абонементов на дефицитные книги, имевшихся в распоряжении конкретного приемного пункта, было ограничено. Их разметали с утра в течение часа-двух. Поэтому люди с вечера записывались в очередь, в течение всей ночи участвуя в перекличках и следя, чтобы в списки не затесались халявщики-внеочередники. А к утру, когда, наконец открывался приемный пункт, подтягивались члены семьи очередника с заветными вязанками газет и журналов. Мобильной связи не было, а уличные телефоны-автоматы почему-то находились далековато от “Стимула”, поэтому в семье еще с вечера договаривались, к которому часу приносить макулатуру.
О существовании писателя М. Дрюона, на книги которого выдавали «макулатурные» абонементы (на фото), многие книголюбы не знали. Хотя он — лауреат Гонкуровской премии‚ а в 1969-1974 годах — министр культуры Франции. Вот что значит “железный занавес”!.. Однако доверие к “макулатурной» серии было настолько велико, что люди были готовы стоять с макулатурой ночами ради покупки книги абсолютно незнакомого им автора.
Приемщик вторсырья, взвесив на огромных весах пачки бумаги, наклеивал на абонемент— бумажный прямоугольник 7х10 см с треугольной печатью — специальные талончики Союзглаввторресурсов “номиналом” 1, 3, 5 или 10 кг (в зависимости от количества сданной макулатуры) и платил по 2 копейки за каждый сданный килограмм. Счастливый обладатель абонемента, выходя из приемного пункта и уступая место следующему очереднику лишь теперь обнаруживал одну любопытную штуку. Оказывается, абонемент не является универсальным! На него можно будет получить не любую книгу из заманчивого списка дефицитов, издающихся в рамках эксперимента, а только ту, что указана на абонементе.
Поначалу это не создавало проблем — киевляне охотно “отоваривали” и “ 12 стульев”, и “Золотого теленка”, и “Сочинения Козьмы Пруткова”, и “Приключения бравого солдата Швейка”, и другие издания. А потом возникли сложности: приемщики предлагали не те абонементы, ради которых человек принес макулатуру, а те, что имелись в наличии. Представьте, книголюб всю ночь торчал в очереди и, наконец, поставил на весы пачки с газетами-журнапами. “Сегодня только Швейк и Теленок”, — объявляет приемщик. “Но у меня это уже есть, мне нужен Дюма”, — возражает клиент, и слышит в ответ категорическое: “Не хотите — не сдавайте!” Что делать охотнику за дефицитами? Не уходить же ни с чем. Приходится брать ненужный абонемент, а потом с кем-то меняться на нужный.
Книжная раскладка, 1970-е годы.
Когда наклеенные на абонементе марки суммарно давали 15 кг (плюс сам абонемент, который засчитывался за 5 кг), можно было смело отправляться в книжный магазин… Стоп! Тут выяснялось, что далеко не во всех торговых точках можно разжиться “макулатурным” чтивом, а только в тех, что участвуют в эксперименте. Скажем, в “Сяйве”, “Пропагандисте”, “Дружбе”, “Мистецтві”, “Нотах” отоварить абонемент нельзя — из магазинов, расположенных на Крещатике, такую услугу оказывает лишь “Будинок книги”. А в целом по городу — еще с десяток книжных.
Вторым сюрпризом оказывался тот факт, что даже в магазинах, участвующих в эксперименте, не всегда имеется в наличии книга, указанная в абонементе. А это значит, что нужно либо “заглянуть через недельку” (обычный совет продавца), либо мчать в другой магазин… Между прочим, срок действия абонемента был ограничен (как правило, полтора-два года).
Ну а третьим сюрпризом — правда, только для новичков! — становилась информация о том, что абонемент не обменивается автоматически на дефицитную книгу, а только дает право приобрести ее. За деньги. “Как же так, — возмущались покупатели, в абонементе написано: абонемент на получение книги А. Дюма “Учитель фехтования”… На получение, а не покупку! Мало того, что двадцать кэгэ на горбу тащили, так теперь за это еще и деньги платить?” На что продавцы невозмутимо советовали почитать кое-что другое, напечатанное на лицевой стороне абонемента. А именно набранные мелким шрифтом “Условия абонемента”. Пункт второй гласил: “Абонемент гарантирует приобретение указанной в нем книги”. Приобретение, а не получение!.. Словом, спорить бесполезно. Хочешь дефицит — доставай кошелек.
На последней странице книг, купленных за 20 кг бумаги, размещалась социальная реклама: объединение “Союзглаввторресурсы” напоминало о том, что применение макулатуры для производства бумаги позволяет экономить “остродефицитное древесное сырье”. “Использование одной тонны макулатуры, — говорилось в обращении к книголюбам, — позволяет получить 0,7 тонны бумаги или картона, заменить 0,85 тонны целлюлозы или 4,4 кубического метра древесины”. А завершалось все, как обычно, лозунгами. Первый: “Сбор и сдача макулатуры — важное государственное дело!” . Второй: “Сдавайте макулатуру заготовительным организациям!”.
Тем не менее, спустя 5-6 лет к концу 1970-х — спрос на книги с “макулатурным” логотипом (елочка на фоне листа бумаги, символизирующая сохраненное от вырубки дерево) начал понемногу падать. И не только потому, что исчерпался эффект новизны.
Во-первых, оказалось, что абонементы, дающие право на приобретение дефицита, можно купить у спекулянтов, крутящихся у входа в книжные магазины, причем не очень дорого. Во-вторых, снизилось полиграфическое исполнение книг. Первые издания шли в коленкоровом переплете и смотрелись более-менее привлекательно.
“Первый звонок” халтуры прозвучал в 1976-м, когда вышел совершенно безобразный томик Жоржа Сименона в мягком переплете, клееный, при первом же чтении разваливающийся в руках. Потом постепенно начала исчезать декларированная “звездность” авторов. Если вначале публике предлагались знаментые романы Ильфа и Петрова или, например, мушкетерская серия Александра Дюма, то затем в ход пошли не только известные авторы (Джек Лондон, Шарль де Костер), но и такие, фамилии которых большинство читателей слышало впервые и не ассоциировало с понятием “дефицит”: А. Виноградов, А. Степанов, Ант. Ладинский, А. Чапыгин и прочие.
Причем книги этих малоизвестных массовой аудитории писателей стоили в 3-4 раза дороже. Сравните: “12 стульев” — 74 копейки, “Золотой теленок” — 78 копеек, “Сочинения Козьмы Пруткова» — 74 копейки, но при этом: А. Степанов “Порт-Артур” — 2 рубля 60 копеек (1-й том) и 2 рубля 60 копеек (2-й том), всего за произведение 5 рублей 20 копеек, историческая трилогия Ант. Ладинского “Последний пугь Владимира Мономаха” (2 рубля 20 копеек), “Когда пал Херсонес. Анна Ярославна — королева Франции” (3 рубля 20 копеек) и “В дни Каракаллы” (2 рубля 20 копеек), итого 7 рублей 60 копеек… Дороговато будет!…
Неудивительно, что читатели стали охладевать к “макулатурным” дарам судьбы. Пропали стимулы тащить связки газет в “Стимул”, ушли в прошлое и ночные очереди.
В конце 1970-х начался еще один книжный эксперимент — книгообмен. По замыслу устроителей, он должен был составить конкуренцию “черному рынку” — граждане смогут через книжные магазины менять дефицитные издания на те, что им нужны. В магазинах организовали специальные обменные пункты (не путать с нынешними валютными), где выставляли книги с “обменными ярлыками”, на которых указывалось, какие издания владелец просит взамен. Эдакий советский буккросинг образца 1970-х.
Однако оказалось, что участник эксперимента не может просто так выставить свои сокровища на обмен — вначале он должен продать их магазину. Разумеется, по букинистической цене, то есть за копейки. Одновременно с закупочной квитанцией и “обменным ярлыком” книголюб заполняет открытку, которой магазин известит его о состоявшемся обмене.
Ну а если обмен не состоится? Тогда по истечении двух месяцев магазин предложит клиенту выкупить свои же “источники знаний”. Правда, на сей раз по цене, установленной самим магазином, то есть завышенной, поскольку издание дефицитное. А если клиент откажется платить заломленную сумму (на раздумья давалось десять дней), то книги, согласно инструкции, пустят в свободную продажу. Острые на язык киевляне быстро переименовали “книгообмен” в “книгообман”.
Был и еще один нюанс: если человек сдавал в обменным пункт антикварные или другие особо ценные фолианты, то в случае несостоявшейся сделки право их первоочередного выкупа предоставлялось не бывшему владельцу, а…. государственным библиотекам. То есть назад к клиенту раритет не возвращался в любом случае. Правда, в виде компенсации библиоману разрешали подобрать что-то интересное из фондов магазина или книготорга, но это было слабым утешением. Поэтому редкие и старинные книги в “обменку” не сдавали.
А что же сдавали? Несли, в основном, “макулатурные” издания первой волны и другие книжные дефициты (например, двухтомник Эриха Мария Ремарка, изданный кишиневским издательством “Литература артистикэ”, произведения Исаака Бабеля, Михаила Зощенко, Артура Конан Дойля, братьев Стругацких, книги серии “Библиотека приключений”, биографии художников, изданные в серии “Жизнь в искусстве”). Поначалу обмен шел активно, но потом дело застопорилось — аппетиты сдававших книги росли не по дням, а по часам. Возмущенные ценители литературы переименовали книголюбов в книгожлобов (ударение на предпоследнем слоге).
“Обменки” работали в центральных магазинах “Технічна книга”, “Медична книга». “Зміна”, “Мистецтво”, “Передплатні вицання”, а также в одном-двух книжных в каждом районе города .
Со временем, чтобы придать новый импульс книгообмену‚ ввели новую его форму: теперь обменивались не покупатели между собой, а покупатель и магазин. Продавец, за спиной которою пестрели стеллажи дефицитов, изучал принесенное клиентом издание и сообщал, из содержимого какой книжной полки можно подбирать варианты обмена. Впрочем‚ это произошло уже в следующем десятилетии…
Потеснить “черный рынок” книгообмену так и не удалось. Слишком уж много ограничений было у официальной торговли. В частности, магазин имел право принимать на обмен далеко не все книги, пользовавшиеся у читателей повышенным спросом. “Вне игры” оказывались изданные в СССР книги Анатолия Гладилина, Виктора Некрасова (эмигрировали), Анатолия Кузнецова (невозвращенец), “не рекомендовалось” брать книги Владимира Войновича (из Москвы дает интервью зарубежным радиоголосам, клевещет на советскую власть; впоследствии эмигрировал), Юза Алешковского (антисоветчик), Василия Аксенова (вышел из Союза писателей в знак протеста против разгрома альманаха “Мегрополь»; в дальнейшем тоже уехал), нельзя было принимать книги советских классиков, изданные за рубежом. Мотивировки отказа бывали разные: от “книга утратила художественную ценность” до “это издание не пользуется спросом у покупателей”. Спорить было бессмысленно… “Черный список” ослабил “обменки”, и они проиграли состязание с “черным рынком”.
Текст и фото: Станислав Цалик “Киев: конспект 1970-х”.
