Островок Руссо над Крещатиком
В те времена, когда Крещатик только начинал свою историю и застраивался первыми усадьбами, над огромной, еще пустой Крещатицкой площадью (теперь Майдан Незалежности) высился белый трехэтажный дом известного в Киеве генерала Дмитрия Матвеевича Бегичева. В городе его побаивались, считали звездочетом и вещуном. И когда ночью на горе видны были огоньки фонарей, горожане знали, что у генерала снова собралась компания загадочных людей, которые неизвестно чем занимаются и неизвестно о чем говорят. Что там происходило на самом деле, сказать трудно. Доподлинно известно лишь то, что в большом барском доме над Крещатиком собирались масоны и близкие к ним последователи натурфилософии Ф. Шеллинга и Л. Окена. Дом генерала посещали археолог Кондратий Лохвицкий (1774 – конец 1830-х гг ), «философка» и целительница Анна Турчанинова (1774-1848), известый магистратский деятель и экстрасенс Иван Романовский, бывший кабинет-секретарь гетмана К Розумовского Иван Мартос (1760-1831) и др. В 1830-х годах Бегичев подарил свою огромную усадьбу (она доходила до те годы до теперешнего Нацбанка) университету, который размещалхя тогда в доме капита на И Корта (у южного края современного Мариннского парка). О лучшем месте для университета нечего было и думать. Но мечта генерала-просветител, увидеть киевский храм науки в небе над Крещатиком не осуществилась. У власти были на сей счет свои планы. Подарок был принят, но просторный бегичевский дом превратился не в храм, а в склад, где хранились нераспакованные ящики с книгами и научными коллекциями, вывезенными из ликвидированных после Польского восстания 1831 г Кременецкого лицея и Виленского унииерчитета, Потом усадьбу отдали под строительство дома неданно пояниишегося в Киеве Института благородных дезиц. Это учреждение находилось под опекой самой императрицы, его шефом был генерал губернатор. но содержалось оно при этом в довольно невзрачном, хотя и просторном однозтажном деревянном доме на углу Институтской и Екатерининской улиц, который еще недавно принадлежал командующему Первой армией, бывшему коменданту Парижа фельдмаршалу князю Ф. В. Ослен-Сакену.
Институт благородных девиц — закрытое заведение
Институт был учреждением закрытым. Жил изолированно от города, своей особой жизнью. То, что происходило за его стенами в течение десятилетий, было тайной для многих киевлян. Они знали об институте не больше, чем о кружке Бегичева, и поэтому рассказывали о нем разные небылицы. Самим институткам, о которых слышали лишь то, что все они «аристократки», приписывали чрезмерное высокомерие, манерность, спесивость, барскую распущенность и невежество.
А между тем «благородные девицы» достойны были иной репутации. Институт хоть и входил в систему придворных учебных заведений, но в его воспитании не было ничего из того дурного, что обычно приписывают царским дворам или нравам аристократии. В учебных программах институток трудно было найти что-либо «реакционное», чуждое гуманным взглядам на жизнь.
Даже та самая пресловутая закрытость имела не сословный (в «мещанском отделении» наряду с юными дворянками учились и дети зажиточных мещан и купцов), а скорее педагогический характер.
Институтки изолировались не от «низов», не от народа, а от общества вообще. По теории Жан-Жака Руссо (1712-1778), любое общество, любая культура и цивилизация считались заведомо вредными и пагубными для души, которую человек получал в дар от якобы гармонической, доброй и разумной природы. И потому не удивительно, что верный последователь Руссо, основатель придворного образования в России Иван Иванович Бецкий (1704-1795), раз уж у него не было возможности поселить своих воспитанниц на Луне, сделал все, чтобы создать для них такие учреждения, которые, наподобие монастырских школ, были бы надежно изолированы от суетно-греховной жизни общества. Тетушка известного в свое время писателя В. В. Селиванова (1813-1875) прошла полный курс воспитания и обучения у педагогов Смольного и потому сильно удивляла племянника своими манерами и понятиями о жизни. Он называл её «монастыркой, возросшей в воспитательной тепличке, нагревавшейся французскими парами».
С момента своего вступления в институт и до его окончания (с 4 до 17 лет) ученицы должны были общаться лишь с педагогами, чтобы войти в жизнь духовно зрелыми людьми. Людьми, сформированными по новым гуманистическим принципам эпохи Просвещения. На самом же деле «монастырки» в большинстве своем были прекраснодушными, но в то же время доверчивыми и плохо разбиравшимися в жизни девушками.
Педагогическая установка Бецкого никогда не пересматривалась и действовала вплоть до закрытия институтов благородных девиц в 1918 г. Общение воспитанниц с внешним миром было предельно ограничено. Если их выводили в город на прогулку, то непременно на закрытый для публики дворцовый участок Царского сада. Если они выезжали на праздничные службы в собор или костел, то непременно в дворцовых каретах, с лакеями на запятках и в сопровождении жандармов верхом. На праздники их не могли забрать к себе в дом даже близкие родственники. Это право принадлежало только родителям. Если институтки появлялись на улицах Липок, то обязательно строем, в сопровождении воспитательниц. Институтских барышень за их синие платья в городе называли «синицами» (по аналогии с «черницами», но с юмористическим оттенком).
Гуманизм. Душа. Эстетика.
Следуя все той же теории Руссо, в придворных институтах заботились в основном о развитии душевных качеств воспитанниц, Образование отодвигалось на второй план. Знаниями, конечно, не пренебрегали, но и к «излишней» учености тоже не стремились. Благородных девиц готовили не для науки, а для семьи.
Педагоги-утописты школы Бецкого возлагали на своих воспитанниц большие надежды. Они были убеждены, что само появление хорошо образованных и воспитанных женщин в доме, салоне, обществе, даже на улице могло иметь на окружающих хорошее воздействие. Под их влиянием обыденная жизнь должна облагородиться, стать более восприимчивой к гуманным идеям.
Дело в том, что еще в середине XVIII ст. было замечено, что, возвращаясь после обучения за границей, молодые дворяне быстро теряют приобретенные в Европе светские манеры и растворяются в общей малопривлекательной массе. Поэтому для развития общества нужно было реформировать не только государственные институты, но и саму бытовую среду, добиться существенных изменений в семейной жизни. С этой целью и создавались привилегированные учебные заведения. В старинном «Уставе для сухопутного корпуса» (1764) было прямо записано, что он и подобные ему учреждения придворной системы воспитания должны «произвести способом воспитания, так сказать, новую породу, или отцов и матерей, которые бы детям своим те же прямые и основательные правила в сердце вселить могли, кои получили они сами, и от них дети передали бы своим детям, и так следуя из родов в роды, в будущие века».
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ: Экскурсии по Киеву в 1980-е. «Престиж» — это качество.
В других учебных заведениях (скажем, на тех же демократичных Высших женских курсах, открытых в Киеве в 1878 г.) девушек в основном нагружали знаниями, но не воспитывали. В Институте благородных девиц их приобщали к искусству жизни, укрепляли в них чувство достоинства, учили доброте, общительности, искренности, прививали вкус к работе, любовь к искусству и интерес к «высоким материям». Учили отличать грешное от праведного, прекрасное от безобразного, чего, кстати, так не хватает нашей современной молодежи. В уставе киевского института было записано, что воспитатели должны были утверждать в душах девушек «благочестие, поселять в них любовь к учению и труду, приучать их не стыдиться бедности, не почитать унизительным никакого способа к снисканию пропитания, лишь бы он был согласен с правилами чести и добродетели, стараться не только о приобретении блестящих качеств, сколько истинных добродетелей, не гордиться знатностью происхождения, богатством и дарованиями [наградами], а благодарить Бога за дары сии и употреблять их на пользу человечества».
Жаль, что чрезмерная изолированность института не позволяла киевлянам ознакомиться с его учебными и воспитательными программами. Он много выиграл бы от этого,
Предтечей Киевского был Полтавский институт благородных девиц, основанный в 1818 году княгиней Варварой Репниной и содержавшийся на средства левобережного дворянства. Подобное же учреждение для детей правобережных дворян и горожан планировалось открыть в Киеве еще в 1833 году (т. е. раньше, чем университет), но произошло это лишь в 1838 году.
Девицы в роскошном дворце над Крещатиком
В 1843 году «благородные девицы» перебрались в роскошный дворец над Крещатиком, выстроенный для них архитектором В. Беретти. Оставленный ими дом отошел под резиденцию киевских гражданских губернаторов. (Кстати сказать, идея воздушного моста над Институтской улицей возникла еще во время строительства институтского здания, но реализовалась лишь в наше время, когда все уже забыли, зачем он здесь нужен. Теперь этот мост служит нелепым «украшением» постмодернистского ансамбля Майдана Незалежности, а в свое время он нужен был для того, чтобы воспитанницы Института могли беспрепятственно переходить через улицу и гулять в большой зеленой усадьбе Лукашевичей, расположенной там, где теперь гостиница «Украина»).
На содержание института выделялись большие деньги. Меблировался он не хуже иной царской резиденции. «Всюду, –пишет И. Нечуй-Левицький в романе «Тучи», – блестели зеркала, бронза, дорогая мебель, всюду были расстелены роскошные ковры».
В институте изучалось 14 предметов. Наибольшее внимание уделяли языкам (французский, немецкий, польский), рисованию, музыке, танцам, ручному труду. Серьезными знаниями, как мы уже говорили, институток не обременяли. «Учителя физики и естественной истории, – писал историк института, бывший его инспектор М. Захарченко, – должны были сообщать ученицам только самое любопытное из преподаваемых ими наук и полезное в общежитии и домашнем быту».
Недостатки учебных программ возмещались тем, что здесь преподавали лучшие педагоги и лекторы Киева опытные учителя гимназий и профессора университета. Среди них были историки Н. Костомаров, В. Иконников, В. Шульгин, археолог М. Иванишев, природоведы Р. Траутфеттер и К. Феофилактов, филологи А. Селин, П. Житецкий, В. Петр, священники И. Скворцов и Дашкевич, юристы Н. Бунге и Н. Реннекампф. Лечили институток лучшие медики города Н. Козлов и Ф. Меринг.
Известные институтки Киева
Первой начальницей института была любимая племянница поэта Державина Прасковья Михайловна Нилова. «Несмотря на несколько патриархально-барское «наружное образование», на ее простодушную, как будто грубую ворчливость, – писал о ней В. Шульгин, – дети чутьем угадывали, какое неисчерпаемое богатство любви и желания им добра заключается за этой несколько жесткой оболочкою. Они от души её любили, и не найдется между её воспитанниками ни одной, которая бы свято не чтила её памяти. Для людей, поверхностно её знавших, она была иногда тяжела барскими приемами, но стоило узнать её ближе, чтобы под этими приемами старой барыни XVII века открыть самую симпатичную, добрую, исполненную редкого здравого смысла натуру. Интересы детей она ставила выше всего, и не на словах, а на деле: сладко и много говорить не умела, сладоречивых не жаловала. <…> Ею-то и положено было прочное основание чистому нравственному направлению воспитания в Киевском институте»,
Среди других начальниц стоит вспомнить Аделаиду Александровну Родзянко, Она руководила институтом с 1872 г. по 1883 г. хорошо знала литературу, читала детям классиков. Имела театральное дарование, писала пьесы и печатала их в 1850-х годах в журнале «Пантеон» под псевдонимом Тальцева. Вместе с ин спектором, профессором И. Хрущовым, А. Родзянко положила начало известным в свое время литературно-музыкальным вечерам институток.
Долгое время музыку в институте преподавал известныи композитор Николай Лысенко. Он подбирал учениц по своему вкусу (преимущественно украинок) и вкладывал в их обучение всю душу. Недаром игрой его воспитанниц на фортепиано восторгался сам Антон Рубинштеин. Он любил посещать институт во время своих гастролей в Киеве и мог часами слушать игру учениц Лысенко.
Из киевских институток вышло немало талантливых артисток, пианисток, певиц. Здесь же следует вспомнить и про украинскую писательницу-эмигрантку Наталену Королеву (1888-1966). Ее отцом был граф Дунин Борковский а мать происходила из древнего испанского рода. Закончив институт, Наталена пела на лучших европеиских сценах, занималась археологиеи Ее прозой в довоенное время зачитывалась вся украинская эмиграция. В преклонном возрасте Наталена Королева написала замечательныи автобиографическии роман «Без корней» (1935), посвященный старому Киеву и, в частности, Институту благородных девиц, где прошли лучшие годы ее киевскои юности.
Жизнь институток: какой она была на самом деле?
Наталена Королева первая нарушила старую традицию пренебрежительного отношения к «благородным девицам» и описала жизнь института такой, какой она была на самом деле. Хорошего, на её взгляд, здесь было гораздо больше, чем всего иного. Да и сама она была лучшей «рекламой» институтской системы воспитания и образования. Она нигде больше не училась, но того, что дал ей институт, ей хватало, чтобы быть хорошей певицей, исследовательницей старины, писательницей и очаровательной светской женщиной, приближенной к испанскому королевскому двору.
Многим киевлянам, и особенно молодым нашим горожанкам, было бы полезно прочитать книгу Наталены Королевы, чтобы иметь представление о хорошем воспитании, настоящем аристократизме и женственности. Такое чтение принесло бы им больше пользы, чем откровенные тексты некоторых модных теперь «незакомплексованных» писательниц, для которых в этом мире интересны только похоть, сплетни, карьера и политика.
Конечно, среди растлителей молодежи есть немало продвинутых «менов», но более всего поражает именно женская распущенность. Великий Гоголь уверял, что «женщины лучше нас, мужчин». А в одном своем «избранном письме», напечатанном как эссе под названием «Женщина в свете», высказал мысль, что в трудные времена упадка страну могут спасти лишь хорошо воспитанные и духовно развитые женщины. Их влияние, как писал великий украинец в конце 1840-х гг., «может быть очень велико, именно теперь, в нынешнем порядке или беспорядке общества, в котором, с одной стороны, представляется утомленная образованность гражданская, а с другой какое-то охлаждение душевное, какая-то нравственная усталость, требующая оживотворения. Чтобы произвести это оживотворение, необходимо содействие женщины. Эта истина в виде какого-то темного предчувствия пронеслась вдруг по всем углам мира, и все чего-то теперь ждут от женщины».
РЕКОМЕНДУЕМ ПОСЕТИТЬ: Лучшие тематические экскурсии по Киеву
Гоголь знал, о чем он говорил и к кому обращался со своими призывами. Его письмо, как полагают исследователи, было адресовано воспитаннице Смольного института благородных девиц, фрейлине Александре Россет-Смирновой (18091882), которая сделала немало хорошего как для самого Гоголя, так и для всего пушкинского окружения. Именно такие женщины, как она, считал писатель, способны защитить общество от духовного вырождения.
Подобные же мысли о женском воспитании и его роли в преобразовании общества волновали и Т, Шевченко во время работы над повестью «Прогулка с удовольствием и не без морали».
Увы, эта прекрасная утопия не выдержала испытания временем. Педагогическая концепция Руссо потерпела крах. В бурное время социальных потрясений пристанище киевских руссоисток навсегда исчезло со своей горы над Крещатиком.
Но, бесспорно, киевляне еще не раз помянут его добрым словом.